Едва слово выходит, как ремень ударяет снова. Я вздрагиваю, хватаясь за губу так сильно, что чуть не ломаю едва зажившую с утра кожу. Мне требуется несколько секунд, чтобы пробормотать.
— Д-два…
— Интересно, как долго, по-твоему, ты сможешь отгораживаться от меня? Стоит ли оно того? —
— Три… четыре. — Теперь я рыдаю, слезы мочат подушку, а зубы разрывают кожу. Кровь покрывает мои губы, заставляя меня чувствовать вкус металла, но я не кричу. Ни разу. Я также не прошу его остановиться, потому что это только лишит меня достоинства.
— Будь, по-твоему. — Его голос так спокоен и в то же время так мрачен, что дрожь от чего-то совсем иного, чем боль, берет мое тело в заложники.
К седьмому удару, я думаю, я вообще перестану чувствовать свою задницу, но это не так.
Отнюдь.
И вот с ужасом я начинаю понимать причину этой перемены.
Адриан проводит пальцами по рубцам, и я шиплю, но звук вот-вот превратится во что-то другое, когда он нежно проводит большим пальцем по поврежденной коже, смешивая боль с мягкостью, на которую я никогда не думала, что он способен.
Мягкость, которая захватывает мой воздух и останавливает мои мучительные рыдания.
Что-то во мне толкается и дрожит от потребности в трении.
— Что ты делаешь? — Мой голос дрожит, как и мои внутренности, полон слез и смущения — как от его поведения, так и от моего.
— Ш-ш-ш, — Он погружает палец внутрь меня, и я вскакиваю с кровати от резкого вторжения.
Это похоже на то, как если бы тебя вырвали из одной фазы бытия и втолкнули в другую.
— А-а-а… — Я заглушаю собственный голос, кусая подушку.
Его ремень соприкасается с моей задницей три раза подряд, и я кричу в подушку. Смесь агонии и того, что происходит в моей киске, превращает меня в плачущее месиво. Я хочу, чтобы это закончилось, но в то же время, я едва удерживаюсь от того, чтобы толкнуть его руку, чтобы облегчить боль внутри меня.
— Это ведь не считается, правда?
На мгновение мой измученный мозг говорит мне прекратить считать, позволить счету подняться, посмотреть, как далеко я могу зайти, прежде чем упаду.
Но мой мозг сейчас совершенно ненадежен.
Он поддается потребностям моего тела и теряет всякую логику.
Я отпускаю подушку, оставляя на ней пятно крови и слез, и хнычу.
— Восемь… Девять… Д-десять.
Адриан добавляет еще один палец, и я чувствую, что распадаюсь, разрушаюсь на пути его уничтожения. Мои стенки сжимаются вокруг его пальцев, и я кричу от облегчения, когда он толкает их внутрь, давая мне трение, в котором я нуждалась с тех пор, как его ремень впервые опустился на мою задницу.
Я пытаюсь извиваться, но путы удерживают меня на месте, не давая возможности двигаться. Я совершенно беспомощна в его руках, марионетка, с которой он может делать все, что пожелает. И на секунду я сдаюсь этой судьбе, когда он бьет меня в последний раз.
— Одиннадцать! — Я кричу, когда мой оргазм проходит через меня одновременно с жалом. Мое сердце подскакивает к горлу, и я думаю, что на самом деле сейчас перестану дышать и умру в муках удовольствия и боли.
Это темный экстаз, сумасшедшее блаженство, играющее на грани безумия. Но каждая часть меня жаждет этого, влюбляется в это без всякой мысли.
Я кусаю подушку, чтобы заглушить стоны, вызов во мне горит так же ярко, как оргазм.
Что-то холодное и тугое обвивается вокруг моего горла, и я задыхаюсь, когда понимаю, что это ремень. Адриан поднимает меня, используя его. Моя спина выгибается, но я сжимаю зубами подушку, поднимая ее вместе с собой.
Его губы вызывают дрожь в моей душе, когда он тихо шепчет мне на ухо.
— Отпусти ее.
Я отчаянно мотаю головой.
— Отпусти, черт возьми, ее, Лия.
Я встречаю его пустые глаза своими дерзкими и снова качаю головой.
Адриан выдергивает подушку и снимает ремень, переворачивая меня. Боль взрывается в моей спине, когда она ударяется о матрас.
Мои связанные руки скручиваются, прежде чем они оказываются в удобном положении над головой. Теперь, когда я больше не кусаю подушку, я чувствую, как другие звуки пытаются вырваться. Я снова кусаю свои губы, не обращая внимания на кровь, которая продолжает сочиться в мой рот.
Адриан раздвигает мои ноги и прокладывает себе путь между ними. Он такой большой и сильный, что мне, кажется, он способен разорвать меня пополам с каждым движением.
Каждое движение по матрасу вызывает непреодолимое трение о мою задницу. Хотела бы я, чтобы это было все. Я хочу, чтобы боль и обида были всем, что я чувствовала сейчас. Я хочу, чтобы не было запаха удовольствия, стреляющего из горящих ран и прямо в мою киску. Оставшиеся покалывания от моего оргазма обостряются до невыносимого уровня.
Мне нужно кое-что. Я не знаю, что именно, но этого оргазма было недостаточно.