Обеты молчания

Так что он прошелся по каждому шагу. Он крепко закрыл глаза и провел себя через все этапы, с того момента, когда он проснется, встанет и оденется. Одежда была важна. В своем воображении он последовательно надел на себя каждый элемент гардероба. Он разложит их в соответствующем порядке сегодня вечером.

Темные джинсы. Темная рубашка. Темно-синяя флисовая безрукавка. Темно-синяя шерстяная шляпа, плотно прилегающая к голове. Его обычные кроссовки с густым слоем полиэтилена на подошвах.

Он сложил свое снаряжение. Взял мотоцикл. На летном поле забрал очередной пластиковый рулон, чтобы прилепить на бок фургона. Поехал в арендованный гараж в бизнес-парке. Прикрепил табличку. Оставил мотоцикл. Запер его.

Он оставил себе еще два часа. Они ему понадобятся. Он не хотел ничего делать в спешке. В спешке таится опасность. Впереди еще ждало много проблем, много того, что может пойти не так, как бы он тщательно все ни планировал. Ему нужно было время, чтобы с этим разобраться.

Он будет там в половине десятого. Рановато, но лучше так. Он все хорошо рассчитал.

Он откусил второй бутерброд. Солнце было очень теплое для ноября, но назавтра прогноз был такой же, и его это устраивало. Нужен был прозрачный, яркий свет, чтобы чисто выполнить работу на большом расстоянии и чтобы солнце не светило в лицо – с этим он разобрался уже очень давно: солнце будет именно там, где ему и нужно, – над ними.

Он допил свой чай. Из-за соседней двери доносился звук пылесоса. По забору вдоль ряда садов медленно крался кот. Посмотрел на него полузакрытыми глазами. Остановился.

– Умный парень, – сказал он. Кот открыл глаза и аккуратно спрыгнул на мягкую почву. Прошелся по газону до того места, где он сидел, и начал виться у его ног. Он нагнулся. Почесал у кота за ушами. Погладил. Кот продолжал виться вокруг него. А потом устроился на бетонных плитах под солнышком и закрыл глаза.

Он прошелся по всему еще один раз. От А до Я. А потом мысленно отставил это. Он закончил. Слишком увлекаться планированием тоже нельзя.

Он взял журнал про полевые виды спорта, который купил по дороге домой, и стал читать о влиянии климатических изменений на охоту на рябчиков.

Семьдесят один

Была почти полночь, когда в мотоцикле Тома кончился бензин на одной из боковых улиц рядом с центром города. Он прислонил его к стене. Больше он ему не понадобится. Кто-то, может, найдет его. Это был приличный мотоцикл.

Слова, которые заполняли его голову и носились такими же стремительными и густыми вихрями, как снежинки во время метели, сбиваясь в кучи и запутывая его, теперь стали складываться в предложения, которые он мог понять и которые были ему знакомы.

«Ангелам Своим заповедает о тебе – охранять тебя на всех путях твоих».

«На руках понесут тебя, да не преткнешься о камень ногою твоею»[17].

Это было странно. Библия, которую они читали и изучали вместе с пастырем, была современная, и там не было всех этих «да не» и «твоею». Но слова, которые к нему пришли, казались старинными. Он задумался, имело ли это значение.

Было тихо. Он шел мимо пустых магазинов – вокруг не было ни души, – пересек площадь, прошел мимо огороженного участка, где обрушился поезд-призрак, спустился к старому рынку и двинулся в сторону нового торгового центра, и здесь никого тоже не было. Проехала пара машин. И все. Он поднял свой воротник.

«…И полетел, и понесся на крыльях ветра»[18].

Слова раньше никогда не приходили к нему, но сейчас они были здесь. Он чувствовал прилив сил. Это чувство походило на то, которое ему описывали: на экстаз, как называл его пастор, экстаз вне тела. Люди испытывали его прямо у него на глазах во время служб, молясь на странном языке, в трансе кидаясь на землю, и до этого момента Тома все это несколько смущало. Он не знал, действительно ли они чувствуют себя по-другому или слишком стараются.

Теперь он знал. Ему казалось, будто он шагает над землей.

Он оставил свою мать и Фила Расселла позади. Они будут спасены или нет. Как и Лиззи. Он не мог больше об этом беспокоиться. Теперь ему нужно было заботиться только о себе, и он точно знал, что ничего не выдумывает, ничего специально не пытается делать, это просто происходит, и все, что ему нужно делать, – это следовать за этим и за словами. За полетом слов.

Он начал идти быстрее, а потом побежал, а потом резко свернул на бегу. Кто-нибудь, увидев его, подумал бы, что он либо совершенно пьян, либо совершенно безумен. Или счастлив. Он свернул, заплясал вдоль по улице, перешел дорогу. А в конце он увидел ее, похожую на небесную крепость. Она была сияющей и прекрасной, и он увидел силуэты тут и там, бледные силуэты, зовущие его. Он побежал к ним. Чем ближе он был, тем больше силуэтов видел, и когда он добежал и стал подниматься все выше и выше, круг за кругом, они полетели вместе с ним, парили вокруг него, касались его, протягивали к нему свои руки.