Обеты молчания

Если бы он был женат, у него не было бы возможности вернуться в свою тихую мирную квартирку к своей спокойной жизни, которая ему так нравилась.

Лучше ему быть самому по себе.

Сорок четыре

– Ты жалок. Я тебя не понимаю. Почему ты это делаешь? Почему ты хочешь все ей испортить?

– Я не хочу.

– Хочешь. Это же очевидно. Ты себя сам слышал?

Том ворвался в комнату Лиззи, уселся на ее кровать, а потом вскочил и начал расхаживать туда-сюда, открыл и закрыл шкаф, постучал носком ботинка по стене, взял с полки книгу и поставил ее обратно. Это продолжалось несколько минут, пока он наконец не сказал:

– Мне он не нравится. С ним все не так. Мне он просто не нравится, и он должен уйти, она должна это понять.

Его сестра была вне себя. Насколько Лиззи видела, ее мать выглядела прекрасно, светилась от счастья, радовалась жизни и открывала для себя новое. И все это – благодаря Филиппу Расселлу. Кроме того, Лиззи нравился Фил. Он был как раз тем, что нужно, и она не могла поверить такой удаче. Вероятность того, что Хелен Криди повстречает целую вереницу жутких мужчин, не тех мужчин, странных мужчин, была высока, а вместо этого она встретила Фила – прямое попадание, с первого раза.

– Что ты имеешь в виду? Положи это на место, пожалуйста.

– Мне Джесси Коул сказал. Я расспросил его, потому что Фил Расселл преподает у его брата.

– Расспросил о чем? Что брат Джесси Коула может знать?

– Я же сказал, он преподает у него, он преподавал у них уже два года.

– И?

– Он сказал, что он атеист. И проповедует это. Он проповедует то, что Бога нет, хотя должен преподавать историю, он постоянно отпускает по этому поводу шутки, саркастические ремарки, он потешается, все время рассказывает им про эту книгу Докинза.

Лиззи вздохнула и вернулась к «Генриху IV. Части первой». Как только Том заводил разговор о религии, у нее пропадало желание слушать.

– Он наверняка и ей об этом говорит.

– У мамы есть своя голова на плечах.

– Я не хочу, чтобы она общалась с ним.

– Может, мне стоит попросить его поговорить об этом с тобой? Пора уже кому-нибудь представить тебе разумные аргументы, чтобы ты понял, что собой представляет твоя секта на самом деле.

– Это не секта.

– Ладно, культ.

– Это не культ.

– Уходи, Том, мне нужно дочитать. Иди и помолись со своими друзьями.

– Если бы ты сходила со мной, ты бы увидела, что там все совсем не так, как ты думаешь. Ты думаешь, это типа мунитов или сайентологов, или чего-то в этом духе. Я не знаю. Мормонов, Плимутских братьев.

– Да неважно.

– Это важно, речь о том, чтобы быть на верной стороне, чтобы впустить Иисуса в свою жизнь и все изменить, чтобы…

Лиззи заткнула уши пальцами.

Том снова сел к ней на кровать. Он выглядел несчастным. Она увидела его таким, каким он был – своенравным, но свободным и задорным. Отличным парнем. Но теперь все изменилось. Он либо фонтанировал цитатами из Библии, либо выглядел несчастным.

– Оставь ее в покое, пусть она наслаждается жизнью. Ты должен принять это, Том. Когда я уеду в университет, ты не сможешь постоянно цепляться к маме и ссориться с ней, это ни к чему хорошему не приведет, и она будет только мучиться. А если из-за тебя они расстанутся – я тебя убью.

– Хотелось бы мне, чтобы ты увидела все моими глазами.

– Я не могу. И никогда не смогу. Я больше тебя не знаю, я понятия не имею, что творится у тебя в голове.

– Да, не имеешь, об этом я тебе и говорю, я пытаюсь заставить тебя понять. Это очень, очень важно, это единственное, что важно.

Лиззи встала и открыла дверь. Том посмотрел на нее. Она снова увидела его лицо, когда ему было шесть или семь лет. Не его лицо сейчас. Его прежнее лицо.

– Мне нужно дочитать.

– Лиззи…

– Пожалуйста.

Она взяла свою книгу. А потом они услышали, как во входной двери повернулся ключ.

– Привет!

– Отлично, она вернулась из своего книжного клуба, так что иди и сделай чашку чая, и не смей ничего говорить, Том Криди, даже не смей.

Несколько секунд посидев и поглядев в пол с несчастным лицом, Том распрямил свое длинное тело и поднялся.

В своей комнате он сел на подоконник и стал смотреть на улицу, как он делал в детстве, когда ему надо было подумать. На дороге внизу было пусто. Люди ложились спать пораньше.