Он подумал, не поговорить ли ему с пастором Эвансом. Фил был проблемой, и Том понимал, что обязан решить ее до того, как его мать сделает какую-нибудь глупость – например, выйдет замуж за этого парня. Не то чтобы он возражал против того, чтобы она вышла замуж. Он уже думал об этом раньше. Лиззи не переставая твердила о том, как ей одиноко после смерти папы, насколько для нее это будет полезно, насколько она нуждается в человеке рядом, и она была права, на самом деле у него никогда не было проблем с этим. И сейчас не было. Она не должна была оставаться одна после отъезда Лиззи. Дело было в Филе. Том чувствовал особые вибрации, исходящие от людей, когда был младше, но в последнее время старался игнорировать их, потому что пасторы говорили ему, что это может быть дьявол, нашептывающий ему на ухо или даже засевший у него в мозгу. Нью-эйджерская ерунда. И все же в глубине души он знал, что обычно он чувствовал эти вибрации верно, и не хотел совсем их игнорировать. Он почувствовал их, когда встретил Фила, и очень сильные. Ему не нравилось, когда у него возникали разногласия с кем-нибудь из пасторов, они вели его по верному пути, и он должен был слушать. Но насчет Фила Расселла ему было виднее, и в любом случае дело было не только в вибрациях, но и в том, что ему рассказывали, в реальных вещах.
Он спустился вниз.
Его мать сидела за кухонным столом с чашкой чая и писала что-то в свой блокнот для книжного клуба.
– Привет – вот, только что заварила.
– Нет, спасибо. – Том взял банку колы из холодильника и стал прихлебывать из нее, облокотившись спиной о столешницу. Он хотел сказать ей что-то прямо сейчас, но не знал, с чего начать, как начать.
– Хорошо прошло собрание?
Хелен улыбнулась.
– Отлично, спасибо.
– Интересная книга?
– Да, спасибо.
– Понятно.
– Ты что-то хочешь, Том?
– Нет, с чего ты взяла?
– Может, сэндвич?
– Нет, все нормально, спасибо.
– А. Ну ладно. – Она снова опустила глаза в свой блокнот, ожидая, что ее сын все-таки скажет то, что он никак не мог из себя выдавить.
– Ты пойдешь куда-нибудь на этой неделе?
Ага. Продолжая писать в блокнот, она ответила:
– Да. В четверг. А потом мы собираемся на ярмарку. Глупо, но весело.
– Понятно.
– В четверг Фил взял билеты на балет. Я не такая большая поклонница балета, но все же.
– Почему?
– Никогда не понимала смысл. Мне всегда казалось, что будет гораздо проще, если они просто начнут говорить.
– Нет, я о том, что если тебе не нравится, то почему идешь? Ты не обязана.
– Нет, не обязана. Но, наверное, я должна дать балету еще один шанс.
– Не понимаю.
– Ну, наверное, и не поймешь.
Повисло молчание. Он сделал еще два или три глотка из банки. Стиральная машина начала новый цикл.
– Все нормально насчет Штатов, да?
– Насчет того, что ты туда поедешь? Это твоя жизнь, Том, мое мнение ты знаешь.
– Это правда очень важно. Я должен это сделать.
– Может быть, сейчас это важно. Я просто не хочу, чтобы эта церковная история определила все твое будущее.
– Так и не будет.
– Со стороны кажется, что именно так.
– Это не «церковная история», как ты выражаешься, а желание посвятить свою жизнь Иисусу, в этом вся суть. Если я пойду в Библейский колледж, я смогу подготовиться к служению и стать его вестником.
– Ты мне как будто брошюру зачитываешь.
– Извини.
– Просто не поддавайся влиянию, Том. Особенно тех, кто выступает с кафедры. Я знаю, они поднимаются туда и проповедуют, и это завораживает, но когда ты спускаешься с небес на землю…
– Фил атеист.
Том залился краской. Он судорожно допил остатки колы и выкинул банку в мусорное ведро.
– Я знаю. Тебя это сильно беспокоит?
Том начал что-то бормотать. Его мать отложила ручку и посмотрела ему прямо в лицо, из-за чего ему всегда становилось неловко.
– Потому что хоть я и понимаю, что такое может быть, я на самом деле не считаю, что тебя это касается. Ты скоро уезжаешь, как и Лиззи. Это только мое дело.
– Не только.
– Нет, только. Или, скорее, мое и Фила.
– Я обязан беспокоиться, разве ты не понимаешь?
– Ты имеешь в виду насчет того, что я выйду за него?
– Значит, ты собираешься?
– Понятия не имею. Пока мы отлично себя чувствуем в своем нынешнем качестве. Но если я попаду в ад, то это будет мой личный путь и моя ответственность, и ты в этом виноват не будешь.
– Нет, буду. Это будет значить, что я мог что-то сделать, но не сделал.
Хелен рассмеялась, но потом увидела неподдельную боль и тревогу на его лице и остановилась.
– Не волнуйся. Я услышала тебя, и я поняла, насколько это важно для тебя, так что если я отвергну это, то твоей вины в этом точно не будет. Я могу прийти в твою церковь и объявить об этом, если это поможет.
Он переминался с одной ноги на другую. Сердце Хелен заболело за него. Он был слишком молод для этого – чтобы пытаться спасти всех от вечного проклятья и обратить весь мир. Он был таким беззаботным, расслабленным, добрым и сильным, а теперь он стал напряженным, озабоченным, вечно превозмогающим самого себя в попытке сравняться с теми, кто, по ее глубокому убеждению, не стоил и одной сотой его. Кем бы они ни были, они ей не нравились.