Обезьяна и Адам. Может ли христианин быть эволюционистом?

Св. Ефрем Сирин также не делал различий между изначальной райской жизнью и тем равноангельским состоянием, которое обещано человеку в воскресении. Начало и конец в его духовной поэзии сливаются воедино. Воскресших людей-ангелов св. Ефрем помещал в антураж первозданного райского сада, лишая его тем самым сходства с реальными земными садами, ибо зачем ангелам фрукты и деревья? Св. Ефрем подчеркивал, что Библия повествует о рае в образах земной действительности исключительно из снисхождения к нашему несовершенству: «тебя ради облекается рай в слова наречия земли твоей… Он [Бог] облачил деревья свои именами наших дерев, смоковницам даровал своим прозвание смоковниц мира сего, и духовные листа его предстали как осязаемая плоть»[93].

Но если в первых главах Книги Бытия идет речь о вещах, выходящих за пределы нашего чувственного познания, то приписывать первозданному человеку наши нынешние потребности, например в пище, не совсем уместно. «Всякая наша пища – только гной, отсед (осадок) ее для нас отвратителен, зловоние несносно»[94], – указывает св. Ефрем, «тонкие соки составляют питание существ духовных». Люди в раю живут по другим законам природы, благодаря которым «райское благоухание насыщает без хлеба, дыхание жизни служит питием»[95]. Физическое порождение себе подобных также не входит в райский порядок бытия: «нет там предаваемых погребению, потому что нет и рождающихся»[96]. Если бы не грехопадение, то множество личностей, составляющее человечество, было бы подобно ангельскому воинству, которое существует разом и одновременно, а не в виде вереницы сменяющихся поколений.

Св. Иоанн Златоуст также резко отличал жизнь человека, сотворенного на шестой день, от того состояния, в каком люди пребывают сейчас. Мы видим вокруг себя «нечистоты, пот, слезы, труды, изнурения». Но нельзя думать, что в таком состоянии человек пребывал изначально: «не говори мне об этом падшем, уничтоженном, осужденном человеке; но если хочешь знать, каким Бог сотворил тело наше вначале, то пойдем в рай и посмотрим на человека первосозданного. То тело не было такое смертное и тленное; но как светло блестит золотая статуя, только что вышедшая из горнила, так и тело то было свободно от всякого тления»[97]. Златоуст особо отмечал, что в раю было не предусмотрено половое размножение: «после преслушания, после изгнания из рая, – тогда начинается супружеское житие. До преслушания [первые люди] жили, как ангелы, и не было [речи о] сожитии»[98]. В понимании Златоуста первозданный человек – это «земной ангел», а никак не разумная обезьяна.

Св. Григорий Нисский, младший брат св. Василия Великого, как никто другой из отцов Церкви подчеркивал подобие начала и конца: «благодать воскресения не иное что возвещает нам, как восстановление в первоначальном для падших. Ибо ожидаемая благодать есть возведение в первую жизнь, снова вводящее в рай извергнутого из него»[99]. Эта максима неоднократно звучит во многих сочинениях св. Григория, как, например, в «Большом огласительном слове»: «[человек] опять разлагается в землю, чтобы, по отделении воспринятой им ныне скверны, воскресением мог быть воссоздан в первоначальный вид»[100]. Аналогичное суждение можно найти и в его диалоге «О душе и воскресении»: «воскресение есть восстановление нашего естества в первобытное состояние», «Бог воскресением возвратит естество человеческое в первоначальное его устройство»[101].

Чтобы реконструировать состояние человека до грехопадения, святитель прямо прибегает к библейскому учению о будущей жизни: «если же восстановленная жизнь такая, как свойственна ангелам, то очевидно, что и до преступления жизнь была ангельской»[102]. Например, он пишет: «воскресение указывает нам равноангельскую жизнь, а у ангелов нет еды»[103]. Отсюда св. Григорий делает вывод, что вкушение райских плодов «служит не к наполнению желудка, но дает вкусившим ведение и вечность жизни»[104]. Он прямо полемизирует с теми, кто понимает слова Моисея буквально, приписывая людям в раю телесное питание: «совершенно незачем здешнюю преходящую и скоротечную пищу относить к райскому пребыванию»[105].

Св. Григорий также полагал, что человек, вышедший из рук Божьих, был чужд любым проявлениям сексуальности. Он указывает, что ангелов существует великое множество, несмотря на отсутствие у них полового процесса, – следовательно, Бог бы нашел способ, как увеличить число людей, не обрекая их на деторождение: «если бы из-за греха не произошло с нами никакого извращения и отпадения равночестия с ангелами, то таким же образом и мы для размножения не нуждались бы в браке»[106]. Из слов св. Григория очевидно, что изначально человек, каким его сотворил Бог, мало чем напоминал людей в нынешнем виде: «не одно и то же произошло в нем изначально и ныне видится у его природы»[107].