Объясняя постмодернизм

Однако большинство других постмодернистов считают конфликты между группами более жестокими, а нашу способность сопереживать – более ограниченной, чем думал Рорти. Поэтому использование языка как инструмента разрешения конфликтов находится за пределами нашей досягаемости. В конфликте, который не может быть урегулирован мирным путем, желаемый инструмент – это оружие. Итак, учитывая конфликтные модели социальных отношений, которые доминируют в постмодернистском дискурсе, вполне логично, что для большинства постмодернистов язык в первую очередь является оружием.

Этим объясняется суровый характер постмодернистской риторики. Регулярное использование ad bominem[305], подставных людей и регулярные попытки заставить замолчать оппонентов – все это логические следствия постмодернистской эпистемологии языка. Стэнли Фиш, как отмечено в четвертой главе, называет всех оппонентов поддержки расовых меньшинств ксенофобами и сваливает их в одну кучу с Ку-клукс-кланом[306]. Андреа Дворкин называет всех гетеросексуальных мужчин насильниками[307] и именует Америку фашистским государством[308]. С такой риторикой правда или ложь – это вообще не вопрос: в первую очередь важна эффектность языка.

Если добавить к постмодернистской эпистемологии крайне левую политику ведущих постмодернистов и их непосредственное понимание кризисов в социалистической мысли и практике, тогда словесное оружие становится взрывоопасным.

Когда теория противоречит фактам

За последние два столетия социалисты всего мира пытались реализовать множество стратегий. Социалисты надеялись дождаться, когда народ придет к социализму снизу вверх, они пытались навязать социализм народу сверху вниз, они старались прийти к социализму как эволюционным, так и революционным путем. У них есть опробованные версии социализма с упором на индустриализацию и версии с упором на аграрную экономику. Они ждали, чтобы капитализм рухнул сам по себе, а когда этого не произошло, они пытались уничтожить капитализм мирными средствами. Когда и это не сработало, некоторые социалисты пытались уничтожить капитализм с помощью терроризма.

Но капитализм продолжает процветать, а социализм стал катастрофой. К настоящему моменту социалистическая теория и практика существует уже на протяжении двух столетий, но преобладающие логические рассуждения и эмпирические доказательства свидетельствуют против социализма.

Соответственно, есть выбор, какой урок должен быть извлечен из истории.

Если кого-то интересует истина, то его рациональный ответ на несостоятельную теорию должен быть следующим.

• Теорию разбивают на составляющие ее предпосылки.

• Эти предпосылки детально анализируются, и проверяется логика, которая их объединяет.

• Для самых спорных предпосылок ищут соответствующие альтернативы.

• При этом необходимо принять на себя моральную ответственность за любые негативные последствия применения ложной теории на практике.

Но это не то, что мы находим в постмодернистских размышлениях о современной политике. Истина и рациональность подвергаются нападкам, а превалирующее отношение к моральной ответственности лучше всего выражено Рорти: «Я думаю, что хорошие левые – это партия, которая всегда думает о будущем и не слишком печалится о наших прошлых грехах»[309].

Кьеркегорианский постмодернизм

В четвертой главе я набросал один из возможных ответов постмодернизма на проблемы теории и практики социализма. Для умного, информированного социалиста, столкнувшегося со свидетельствами истории, неизбежно должен произойти кризис веры. Социализм для многих – это яркое видение прекрасного будущего, представляющее собой идеальный социальный мир, который преодолеет все болезни нынешнего общества. Любое такое глубоко укоренившееся видение становится частью самой личности верующего, и любая угроза такому видению воспринимается как угроза для самого верующего.

Из исторического опыта других утопий, которые потерпели крушение в теории и на практике, мы знаем, что существует сильное искушение закрыть глаза на теоретические и практические доказательства существующей проблемы и просто заставить себя продолжать верить. В религии есть много таких примеров. «Даже десять тысяч свидетельств не заставят нас и единожды усомниться», – написал Кардинал Ньюман[310]. Федор Достоевский выразился более резко в письме к женщине-благотворителю: «Если бы кто-нибудь написал мне, что истина вне Христа, я бы предпочел остаться с Христом, а не с истиной»[311]. Из исторического опыта мы также знаем, что для атаки на разум и логику, ставшие проблемой для желанного видения, могут быть разработаны изощренные эпистемологические стратегии. Таковы были мотивы первой «Критики» Канта, книги «О религии» Шлейермахера и «Страха и трепета» Кьеркегора.

Почему бы крайне левым не использовать аналогичные стратегии? История религии и история социализма демонстрируют поразительные параллели в своем развитии.