Обязан побеждать

Белухин пошёл с Люсей в клуню, сунул на дно мешка шляпу радиоприемника, затем снял один конец жерди, на которой висел срубленный листовой табак. Сгреб его в мешок, он оказался полным. Достаточно и этого. Всё добро, к сожалению, не унесешь. Заторопился в дом.

– Всё, времени больше нет, – сказал лейтенант, – боец подаёт сигнал, что по улице в нашу сторону идут полицаи. Уходим!

– Берём заплечные мешки, – сказал дед, застегивая теплую тужурку, – Клава, Люся, будет, пошли. Через огород, не мешкая!

Едва лошадь ступила на огородную тропку, как из соседнего дома раздался крик:

– Погодите, погодите, меня возьмите! Не хочу под немцем сидеть. – С соседнего огорода бежал рослый крепкий мужик с черной повязкой на левом глазу. Одет он был по-зимнему: в меховой дохе и лисьей шапке, в яловых сапогах; за плечами увесистый мешок на лямках, на плече двуствольное ружьё. Под распахнутой дохой на поясе виднелся набитый патронами патронташ.

– Сосед наш, охотник Степан Сёмкин, – пояснил дед, – давай шибче!

Охотник быстро подбежал, и Белухин увидел в его глазах неугасимое пламя ненависти к врагу.

«Этот наш до мозга костей», – подумал Костя.

– Уходите, мы – следом, – ответил лейтенант, – может, успеем скрыться без боя.

Он выглянул в калитку. Метрах в трехстах быстро шли четверо полицаев с винтовками и немецкий автоматчик. До леса было не меньше. Лейтенант закрыл ворота и калитку на засов и вместе с бойцом ринулся вслед за уходящими людьми. Они уже пересекли огород, перемахнули через невысокий плетень, что давало возможность уйти скрытно.

– Мы пришли с запада, – сказал лейтенант, догнав беглецов, – нам бы показать четкий след на юг. Там по карте лес с речкой и озеро.

– То плотина на речке Бобровке, мельница стоит. Ниже колхоз имени товарища Сталина, – сказал Степан, широко шагая за лошадью деда, – бывал я там. Зайцев бил. Берёзовый лес, но не шибко густ. Пахотные поля ниже по речке.

– На карте колхоза нет. Правда, карта у меня немецкая.

– Колхоз заново выстроился, раньше там хутор мельника стоял.

– Как думаете, могут подумать враги, что, убив солдата и полицая, вы подались в этот колхоз?

– Могут. Только и они не дураки, если мы след дальше не оставим, – сказал дед Евграф, утирая вспотевший лоб рукавом тужурки, – а нам, как я понял, пора сворачивать на запад. Да и грешно на невинных людей беду наводить.

– А какая беда, отец, если беглых людей из посёлка Клинового там никогда не было. Мы же не можем подвергать группу опасности разгрома. Не имеем права.

Помолчали, взвешивая сказанное. Нагруженные люди шагали торопливо, но тяжело.

– Я вас понимаю, товарищ лейтенант, – сказал Степан, поправляя на плече ружье, – коль мы вместе и вы берёте нас с собой, то надо бы знать, где ваша база. Я тут всё скрось прошёл, знаю леса. Вот и рассчитаю, где лучше нам свернуть на запад.

– Правильно, мы пока закрепились у родника серебряного. Знаете?

– Место глухое, болото там с озерушками. Охотился по перу не раз. На вашем пути лежало второе болото, почти не проходимое, если не знаешь тропу. Оно так и зовётся Топкое. Вот его то мы обогнём с южной стороны, а следы раньше чуть оставим. На поле хлебном. Небольшое оно, но землица там чернозёмная, хлеб родит хорошо. Нынче не знаю, успели ли убрать пшеницу колхозники?

– Успели, – сказал Евграф, – слышал я от зятя. Внучкина отца. В том колхозе робил. Ушёл на фронт в августе по призыву и Люсю к нам привёз. Мать-то её, дочь моя, фельдшерица. Тоже призвали, внучка в доме одна осталась, хотя там сродственников полно. Вот полицай этот знал зятя, намедни наведывался, спрашивал, где Георгий. И внучку узрел. Он, окаянный, был из тех голодраных активистов, что крестьян раскулачивали. Разжирел и самостоятельно в грабежи ударился. Сколотил банду, переоделись в красноармейскую форму, он – в комиссарский кожан, и обчищали дворы. Грабили всё под чистую. Банду прищучили, кого постреляли, когда окружили в одной деревне, кого схватили. Этому выродку дали десяток лет лагеря. Вернулся, окаянный, незадолго до войны. От призыва на фронт в лесу скрывался, а как немец пришёл, объявился. Зверь, а не человек.

Бабушка Люси подала голос:

– Будет вам лясы точить. Без роздыху уж часа два идём. Сил нет, отдохнуть пора.

Грузную бабушку под руку поддерживала Люся, хотя тоже устала.

– Прости, мать, меня, старого. Давай свой мешок, на лошадь его пристрою. А ты за постромки возьмись, легче будет идти.

– Стоп! Привал на десять минут, – распорядился лейтенант.

– Привал хорошо, – возразил Степан, – а как погоню быстро наладят? Надо Клаву на лошадь посадить. Не велик груз, а кобыла справная, молодая. Сдюжит.

– Хорошо, – согласился лейтенант, – усидите ли на мешках, товарищ Клавдия?

– Усижу, не впервой, не рысью же мы, шагом.

Вопрос был решён быстро, и группа ускорила движение по тропе берёзового леса.