Облачно, возможны косатки

Пару дней спустя пэтээр пришел в Тиличики. Пока судно грузилось, мы пошли побродить по поселку. В целом он мало чем отличался от Оссоры – та же провинциальная советская архитектура, приправленная морским дальневосточным колоритом и щедро посыпанная разнообразным мусором. Поселок расположен на прибрежной террасе и прижат к морю береговым обрывом, на который ведет основательная длинная лестница. Из досужего любопытства мы поднялись по ней вверх и попали в совершенно другой мир. Вместо тесного полуразрушенного поселка мы оказались в бескрайней тундре, в которой тут и там стояли красивые новенькие коттеджи. Выяснилось, что этот микрорайон был построен всего два года назад после землетрясения, основательно разрушившего нижний поселок. Коттеджи выглядели как на рекламной картинке, но местные, как говорили, все равно были недовольны: в старых домах было лучше.

После Тиличиков пэтээр направился в Пахачи. Это последнее поселение на берегу Берингова моря, куда ходят сухогрузы из Петропавловска-Камчатского, – дальше на север берег необитаем до самой Чукотки. Порт, точнее, то, что осталось от порта этого поселка, находится в лагуне, куда даже такое небольшое судно, как пэтээр, может зайти только по приливу. Прождав его полдня, мы наконец высадились на пирс, пришвартовавшись между парой ржавых корпусов давно оставленных судов. Пахачи оказались такими же безнадежно тоскливыми, как Оссора и нижние Тиличики, только еще более заброшенными и наполовину вымершими. По косе между лагуной и морем тянулась бесконечная череда развалин советских рыбзаводов – какие-то полуразрушенные ангары, сараи, ржавые скелеты машин и катеров и, конечно же, непременный атрибут таких мест – рассыпанные повсюду горы мусора.

После Пахачей людей на борту пэтээра заметно прибавилось – капитан взял на борт множество нелегалов, которым нужно было попасть в город. Пассажирских судов на этом направлении не существует, добираться по воздуху (вертолетом, а потом самолетом) – дело дорогое, долгое и муторное, поэтому многие стараются договориться с капитанами грузовых судов. На обратном пути, пока мы не зашли в пролив Литке, судно изрядно качало, и измученные морской болезнью пассажиры столпились на палубе вдоль бортов. Кроме суровых, просмоленных табаком и промаринованных годами беспробудного пьянства небритых трудяг в телогрейках, среди пассажиров было немало женщин, в том числе совсем молодых девушек в розовых курточках и лосинах со стразами, которые смотрелись на этом ржавом судне посреди Берингова моря совершенно сюрреалистично.

Всю дорогу, когда погода была более-менее нормальной, мы старались наблюдать с мостика за морем в надежде увидеть китов, но встретили только нескольких малых полосатиков и белокрылых морских свиней. Уже на обратном пути, в середине пролива Литке, наши усилия наконец увенчались успехом – мы заметили вдалеке знакомые черные треугольнички. За несколько дней до этого Женя выбила у Олега Будимировича обещание разрешить нам поработать с косатками, если они встретятся по дороге. Обещание свое капитан сдержал – едва мы сообщили о косатках, он дал команду остановить судно и спустить нашу лодку. Не веря своему счастью, мы попрыгали в «Зодиак» и понеслись к животным. Погода была отличная, почти штиль, косатки, правда, оказались так себе, но с грехом пополам нам удалось отснять половину группы. Как выяснилось впоследствии, это было очень ценное наблюдение, поскольку эту же группу мы сфотографировали в августе того же года на острове Беринга, зарегистрировав таким образом первую повторную встречу одних и тех же особей между акваториями Карагинского и Беринга.

Нечеловеческий интеллект

Как биолог вы должны остерегаться того, чтобы видеть смысл там, где его нет, и находить поведению объяснения, не подтверждающиеся фактическими данными. Например, отвечая на вопрос «Почему они прыгают?», можно сказать, что это часть невероятно сложной системы коммуникации, и, возможно, вы даже будете правы, но очевидный и, вероятно, правильный ответ таков: киты просто дурачатся.

КРИСТОФЕР МУР. «ХВОСТОВОЙ ПЛАВНИК» (FLUKE)