Облака из кетчупа

Легко сказать. А я, Стью, только и сумела, что написать его имя да пять раз его подчеркнуть. Скомкав листок, я швырнула его в корзину и со стоном отчаяния изо всей силы саданула по ней ногой. Было больно, но я это заслужила. И я лупила, лупила по корзине, ненавидя себя за эту боль, за все, что совершила.

Ах, какое было бы счастье забыть и тот дождь, и те деревья, и скрывающуюся из виду руку; стать как дедушка после удара – бестолковой и заторможенной, закинуть куда подальше воспоминания и попросить мисочку клубничного желе.

Если нет сил вычеркнуть это из памяти, я должна выговориться, тем более что времени у нас с тобой осталось мало. Как бы ни было тяжело, надо продолжать, потому что ты единственный, кто может понять, и, если 1 мая все пойдет не так, другого шанса у меня не будет. Ты умрешь, так и не узнав самого страшного про меня, тогда как я знаю самое страшное про тебя, а это несправедливо, потому что мы с тобой в одной лодке. Так что не бойся, я не замолчу и буду рассказывать до самого конца, чтобы отвлекать и развлекать тебя, чтобы тебе не было одиноко в твоей камере, которая, думается мне, стала казаться тебе еще теснее, а остальной мир – еще недоступнее.

Часть двенадцатая

Начнем с 16 февраля, когда Дот исполнилось шесть лет. В тот день я проснулась оттого, что Дот прыгнула ко мне на постель, если не ошибаюсь, прямо на голову. И еще заехала коленом по уху.

– Сегодня мой день! – Она размахивала руками у меня перед лицом, чтоб я не пропустила ни слова. Даже задела мизинцем по носу.

– Да, знаю

– Тогда где же мой подарок?

Я притворно охнула:

– Забыла!

Дот прищурилась:

– Обманываешь.

– Нет, правда. Забыла.

Дот ухватила меня за уши, придвинувшись вплотную, уткнулась своим носом в мой и вперилась мне в глаза:

– Обманщица! – и затанцевала по комнате. – Обманщица, обманщица, обманщица!

Я с хохотом вылезла из постели и достала из шкафа спрятанный под обувью подарок. Дот разорвала обертку и в изумлении уставилась на золотую пластиковую корону, на которой было выведено КОРОЛЕВА МИРА.

– Нравится?

– Очень!

Мы уселись на ковер и устроили чаепитие (понарошку, конечно), как в Букингемском дворце.

– Сказать тебе один секрет? – знаками спросила Дот. Я ждала и как будто бы ела торт. – Ты у нас самая лучшая. Самая-самая!

Я чокнулась с ее носом воображаемой чашкой чая:

– Спасибо.

– Это лучший подарок, который я когда-либо получала. Лучше, чем то, что мама мне купила. – Дот сморщила нос. – Книжки. И раскраску. А то, что я просила, не купила.

Я посмотрела на нее.

– А что ты просила?

Дот грустно взглянула на меня.

– Новые уши.

– Ты поэтому просила у Санты айпод? – Я усадила ее к себе на колени. – Ты и у него просила? Новые уши?

Дот кивнула.

– Но только в самом конце письма, там, где P. S. Он, может, и не заметил.

– Может быть, – выдавила я. Душа ныла от жалости. Я принялась покачивать ее. Помочь я не могла, но хотелось сделать хоть что-нибудь.

Дот вскинула на меня зеленые-презеленые глаза: – Почему я такой родилась?

– Не знаю. Это не выбирают.

– По-моему, это несправедливо.

– Да, – кивнула я. – По-моему, тоже.

Все утро я, не переставая, думала о Дот – в ванной, за завтраком, по дороге в библиотеку. И, раскладывая старые книги на столе, почти не слушала трескотню миссис Симпсон про то, как она отделывала свой дом:

– …и в конце концов я остановилась на оливковом ковре.

– Здорово.

Я крутанула пальцем катушку скотча. Интересно, мама вот так переживает за Дот каждый божий день?

– Ну, то есть сперва я подумывала о серовато-зеленом (его еще называют шалфейным), но потом решила, что это ярковато.

– Правда?

– Ну, ей-богу, Зои, я в жизни не встречала шалфея такого цвета, а ведь я много готовлю. Я так и сказала продавцу. Нет, думаю, я правильно выбрала. Оливковый лучше. Спокойнее.

– Да, определенно.

– И, между прочим, дешевле. Так что я смогла… Это не твой приятель там? – перебила себя миссис Симпсон.

– Вот именно, – брякнула я, не слушая.

– Вон там? У винтовой лестницы?

Она показала книгой на какого-то человека, я повернула голову и ахнула. Вдоль полок с художественной литературой шел Арон. Он что-то искал и на меня не обращал ни малейшего внимания. Скреб в затылке, озадаченно крутил головой. Разумеется, нарочно. Рассчитывал, что я подойду и предложу помочь. Я скомкала этикетку. Встала. Испугалась. Снова села. Мгновение посидела с трясущимися поджилками и вскочила. Опрокинула коробку с возвращенными книгами и, перебирая ее содержимое, молилась, чтобы нашлось что-нибудь из секции художественной литературы.

Две книжки по вязанию.

Одна про мосты.

Религиозная энциклопедия, которую я, чертыхнувшись, отбросила в сторону.