то чем это отличается от мира рождения и смерти? Таким образом, открытие ануттара-самьяк-самбодхи
означает осознание пустоты (шуньяты) всех обусловленных вещей и пребывание за пределами «достижения»
и «потери». В связи с этим это уместно называть ануттара-самьяк-самбодхи.
является знанием и восприятием.
полагается на знание и восприятие. Так что же?
внутреннюю природу и внешние образы, Дао повсюду, и истина везде. Поэтому
можно произвольно назвать ее и «этим».
После этого Ананда Дженнингз сопроводила учителя в монастырь Юньмэнь,
где они отдали дань почтения останкам учителя Юнь-мэня, и осталась там почти на
две недели. Она сказала, что будет распространять буддадхарму в Америке, когда
туда вернется.
Мой 110-й год (1949–1950)
После чтения наставлений в монастыре Наньхуа я возвратился в Юньмэнь, где следил
за выполнением работ по позолоте более восьмидесяти статуй и сооружению постаментов
для них. На это ушло больше года. К тому времени весь монастырь был уже на девяносто
процентов реставрирован. Упасака Фан Янцю пригласил меня в Гонконг на церемонию
открытия буддийского храма. Я также дал толкование сутрам там, в Праджня вихаре. После
месячного пребывания в Гонконге я вернулся в Юньмэнь. В тот год я попросил упасаку Цэнь
Сюэлюя издать «Анналы монастыря Юньмэнь».
Учитель отправился в Гонконг по приглашению упасаки Фан Янцю.
Однажды я спросил учителя: «Мир быстро меняется. Куда мне идти (чтобы
продолжать свою практику)?»
Учитель ответил: «К изучению Дао. Его дом весь мир, и если отбросишь все,
тогда место, где ты есть, станет бодхимандалой (местом постижения истины).
Пожалуйста успокой свое сознание».
Я спросил: «На монастыри окажет сильное влияние происходящее на
материке. Почему бы вам не остаться здесь на время и не заняться истолкованием
Дхармы во благо все живых существ?»
Он ответил: «Есть другие, кто может здесь истолковать дхарму. Мне кажется,
я несу особую ответственность (за храмы на материке). Что касается меня, мое
сознание за пределами вопросов „уехать или остаться“, но неизвестно, что ждет
храмы и монастыри на материке. Если я останусь здесь, кто позаботится о десятках
тысяч монахов и монахинь, чье положение ухудшается? Могу ли я сохранять
спокойствие (если останусь здесь)? Вот почему я должен вернуться на материк».
Мой 111-й год (1950–1951)
Весной я отправился в монастырь Наньхуа, где дал наставления и провел неделю
чаньской медитации, после которой некоторые участники духовно пробудились. Вернувшись
в монастырь Юньмэнь, я начал приводить все свои рукописи в порядок, необходимый для их
издания. Это было непросто, так как большинство моих трудов было написано несколько
десятилетий назад.
Мой 112-й год (1951–1952)
Во время чтения наставлений весной в монастыре Юньмэнь случилась беда.
Учитель диктует историю своей жизни вплоть до своего 112 года, после чего
его помощники регистрировали происходившие далее события вплоть до времени
смерти учителя.
[В то время произошла коммунистическая революция, и первые потрясения
идеологических перемен стали ощутимы.] Той весной огромное количество монахов,
монахинь, учеников-мирян – мужчин и женщин – собралось для получения наставлений в
монастыре Юньмэнь, община которого состояла тогда из более 120 монахов. В двадцать
четвертый день второго месяца банда из более ста головорезов окружила монастырь, не
позволяя никому входить и выходить. Сначала они силой заставили учителя оставаться в
комнате настоятеля, оставив несколько человек присматривать за ним. Потом, согнав всех
монахов в залы дхармы и медитации, стали обыскивать храмовые здания от черепичных
крыш до кирпичных полов, включая статуи будд и патриархов, священные культовые
предметы и ящики, в которых хранилась Трипитака.
Хотя более сотни людей производило обыск в течение двух дней, они не нашли ничего
незаконного. В конечном итоге они забрали с собой бхикшу Мин-дуна – управляющего
храмом, а также Вэй-синя, У-хуйя, Чжэнь-куна и Вэй-чжана – старших монахов. Они также
засунули в оружейные мешки – которые потом унесли – реестры, документы,
корреспонденцию и все рукописи учителя, содержащие разъяснения и комментарии к сутрам,
наряду с его записанными высказываниями за столетний период. Потом они обвинили
общину в совершении всевозможных преступлений. В действительности же они полагались
на необоснованные слухи о том, что в монастыре якобы хранились оружие, амуниция,