Видо захлопал глазами – он не может понять, человек перед ним или призрак.
— Куда тебя ранило? – доносится до его слуха из какой-то далекой туманной мглы.
— Турки, – сказал он. – Чулафы. Внезапно. В живот, конец мне пришел.
— Нет, не конец. Когда живот пустой, это не так опасно.
— Только бы добраться до Лима, до парома.
«Наверно, наши, – решил он про себя. – Будь другие, тотчас бы убили. Может, правда, еще сочувствующие, не знают, куда меня спрятать. Лучше всего в ивняк, туда сейчас никто не полезет. Можно и костер разжечь, там есть хворост, он быстро разгорится – лучше мало, чем ничего.
Этот похож на Боснича, на… как же его зовут? А по голосу сказал бы, что Слобо. А вот и усатый Зачанин, и Иван
Видрич – все собрались. Это по ту сторону стены, только не понимаю, как я перешел через стену. . Хорошо, что собрались, теперь будем вместе».
— Сказал я Байо, что мы все соберемся, вот и собрались.
— А где Байо? – спросил Видрич.
— Он шел впереди меня.
— Ранен?
— Не знаю. Бежали быстро, я не мог их догнать.
— И Качак бежал? Он жив?
— Укройте меня одеялом, не жалейте.
— Разве тебе холодно? – спросил Боснич.
— Очень. Ведь целый день нырял. Ноги и руки замерзли.
Они переглянулись – поняли, что это означает. И всетаки Вуле снял с себя куртку, Слобо – шинель. Расстелив их, они перенесли раненого на постеленное и до горла укутали шинелями, которые сняли один за другим. Сняли бы они и блузы и рубахи, отдали бы все, что у них было, только бы сохранить ему жизнь. А тем временем расспрашивали о Байо, о Качаке – до каких пор они были вместе, где расстались, в какую сторону пошли.. Раненый то молчал, словно не слышал их, то отвечал нелепым, запинающимся бормотанием. Так ничего и не удалось из него вытянуть. Он поминал Груячичей и жандармов, которые его все время преследовали; поминал Драгоша Бркича, без всякой связи поминал Байо, какую-то стену, Лим, ивняк –
надо спрятаться в глухом рукаве, куда цыгане давно не приходят и где девушки давно не купаются. И, наконец, заговорил о змеях: они обвились вокруг его ног, ползут к коленям, ползут по рукам, сдавливают горло...
Слобо побледнел и крикнул:
— Нету змей, Видо! Это тебе кажется. Когда согреешься, сам увидишь, нет их.
Видо кивнул головой.
— Нет, – сказал он, – уползли. А где Момо Магич?
— Он был с тобой, – сказал Слобо. – Где вы расстались?
— Бедная моя сестра, не во что ей обуться. Надо бы...
— Что надо бы?
— Запретить бандитам... издеваться над бедняжкой.
— Запретим, для того мы и здесь! Не беспокойся! Тебе холодно?
— Нет, не холодно.
Видо смежил глаза. Да, ему холодно, но он умышленно сказал, что нет, и твердит про себя: «Нет, нет!» Это его постепенно усыпляет и согревает. Лучше так, они не будут тревожиться и мучиться из-за него. Тяжко им и без того –
надо только выбраться из гимназии, а потом из Плевля, там полно раненых. Пулё расчистил путь и притащил ночь, пусть кто как может по садам спасается!.. Только бы выбраться – потом уж пустяки. Кто выберется, запретит бандитам, чтобы никогда над бедняками не издевались и не устраивали на людей облавы. Потом все будут жить хорошо и тепло одеваться, нигде не будет змей...
— Он умер! – крикнул Слобо.
— Это должно было случиться, – сказал Боснич. – Потерял много крови.
— Что будем делать?
— Ничего, – сказал Видрич. – Возьмите шинели!
— Нельзя его так оставить, – возразила Гара. – Давайте отнесем его и положим на доски...
— Это можно, – сказал Вуле, – Давай, Шако!
Они подняли покойника и не успели сделать несколько шагов, как в лесу, за разваленной мельницей, затрещали винтовочные выстрелы батальона Брадарича. С Белой им ответил одинокий выстрел, с Кука – другой, на Повии ухнул гранатомет, оглашая, что туда прибыл и занял позиции пехотный батальон дивизии «Венеция».
ЧЕЛОВЕК – ПРЕДВЕСТНИК БЛИЗКОЙ ОБЛАВЫ
I
Васо Качак с двумя товарищами, перейдя Повию, поблагодарил Арифа Блачанаца и еще раз попросил его тем же путем провести Байо Баничича и Видо Паромщика, когда они подойдут, и двинулся по Северному склону Рогоджи. Вступив в высокий густой лес и понадеявшись на счастье, они решили – вопреки совету Блачанаца – пробираться к Рачве. Их словно магнитом притягивала Рачва, а кроме того, Качак был уверен, что группа Видрича пойдет туда же, и рассчитывал сойтись с ней еще по дороге. Дважды, едва избежав встречи с отрядами мусульмандобровольцев, которые спешили укрепить твердыню ислама и Рабана на вытянутой горной косе, они выбрались наконец на горную вершину Кобиль и с опушки поглядели на Свадебное кладбище: под сверкающим солнцем раскинулась полуголая волнистая равнина, покрытая сетью патрулей и толпами мусульман, снующих между крутой Невестой и подножьем Рачвы. Тени одиноких деревьев на снегу показались Качаку трупами, которые некому подобрать.
— Правду сказал турок, нынче на Рачву нет пути.
— Без потерь, конечно, – подтвердил Момо Магич. –
Не знаю, чего нам далась эта Рачва.
— Будь у нас чулафы, может, как-нибудь бы и прошли.
Давайте намотаем на головы чалмы из рубах, попытаемся?