Они зарысили по тропе, в тени горного выступа. Придорожный источник привлек их к себе, они смочили губы и глаза. Ладо хотел напиться, но Шако его оттолкнул:
— Нельзя нить холодную воду в такой горячке да на голодный желудок! Кто тебя потом потащит?
Ощетинились друг на друга, заспорили. У каждого свои доводы, головы упрямые, нервы разгулялись – каждый ждет, что другой уступит, и диву дается, и выходит из себя, что тот не желает уступать. Спорят молча, только лица искажаются да зубы скрипят. Наверняка подрались бы, ослепленные бешенством, если бы с горы над ними не прозвучал голос невидимого и всевидящего осведомителя:
— Вон они, возле Авдова источника, пьют во-о-оду!
И с этого мгновения упорный, как проклятье, глашатай не спускал с них глаз, сидя на своем невидимом наблюдательном пункте. Все их попытки уйти от него ни к чему не приводили. Куда бы они ни сворачивали, что бы ни делали, он тотчас их обнаруживал и сообщал во все стороны по воздушной почте:
— Вон они, подались к Криводолу, до леса думают добраться... Сейчас они у ручья, у Фатина ручья, не пускайте их вниз!.. Так, так, загородите им дорогу! Вернулись, некуда податься. . Подошли к обрыву, перескочили через обрыв, а спрятаться негде. . Тот, что поменьше, ранен, хромает, опирается на винтовку, далеко не уйдет.. Вон сели передохнуть... Опять встали, не до отдыха, брат!. Пошли через пашни Аджича, идут совсем открыто.. Эй, есть кто живой у Крша, чтобы пересечь им дорогу!.. Бегут в
Дервовому откосу, сейчас выйдут на Откос. Теперь им деваться некуда, должны пройти мимо дома, мимо белого каменного дома... А-а-а! Встречайте их там!..
Возле белого каменного дома, который они увидели лишь после глашатаева пророчества, их встретил ураганный огонь из леса, растущего на горных откосах. Они попали в ловушку – по крыше защелкали пули, взметнулся снег вокруг стогов соломы и кукурузы. Пулеметная очередь в щепы раздробила забор над головой Шако, прорешетила амбар из прутьев, разнесла пугала с воловьими черепами, забарабанила но пустой кадушке возле дома. Ладо прополз возле поленницы, перебежал двор и бросился со склона вниз. Шако воспользовался поднявшейся тучей щепок и прошел под пулями. Зашли за дом и остановились перевести дух. Молча смотрят на котловину под откосом: внизу шоссе и река, кусты и овраги. Надо идти вниз, можно бы еще немного и здесь повертеться, но им все до чертиков надоело. Вдруг над ними открылось окно, и мусульманка средних лет, высунув непокрытое чадрой лицо, сказала:
— Не ходите вниз!. Таир с отрядом там – прошли недавно.
У Шако подогнулись колени и задрожали руки. Пытаясь скрыть это, он сказал:
— Таир не дурак, он пропустит нас.
— Пропустил бы, если бы не итальянцы. Лучше идите задами. .
— Где? – спросил Ладо.
— Вот вдоль стены, здесь тропа есть. До дубравы, а там уже легко.
— Спасибо тебе, сестра, – сказал Шако.
– Закрой окно, – сказал Ладо, – Еще увидят, всякое может быть.
Тропа вдоль стены, незаметной под снегом, вывела их из простреливаемой зоны. Сверху продолжали вести огонь по двору, по дому, саду и лугу. Сзывают друг друга, подходят новые силы, все кипит и клокочет. Подгоняют себя, кажется, вот-вот двинутся, но никто с места не трогается.
Трещит дранка на доме, изрешетили крышу и дверь, а все мало – такой удобный случай отомстить мусульманину, который посмел построить каменный дом. Ему месть, а другим урок: пусть знают, что их ждет, если они останутся без защиты! Пусть переселяются в Турцию, или в Сирию, куда хотят, а эти долины и горные отроги испокон веку сербская земля. А за землю у сербов, да и не только у сербов, брат брату горло перережет, а сын отцу проломит мотыгой голову; не так уж трудно истребить турецкое семя, если нельзя завладеть землей по-иному.
— Ура-а! Бей! Круши! Не давай дыхнуть!
Ладо и Шако остановились в дубраве. Осмотрелись по сторонам – чудо какое-то: пули не сбивают ветки над головами, никто их не преследует, умолк и горластый глашатай с наблюдательного пункта. Вокруг почти тихо, слышно только их тяжелое дыхание. Бешено колотятся сердца, подгибаются колени. Болит грудь и внутри и снаружи. Больше всего хочется лечь и тут же в кустах, уснуть. Ладонями они утирают пот, чтобы не заливал глаза,
все тело покрыто липким потом, ноги утопают в слякоти талого снега.
— Спасибо тебе, сестра, – вдруг брякнул Ладо.
Шако резанул его взглядом и зарычал:
— Насмехаешься?
— И над собой, весь день только и делаем, что бежим и благодарим.
— Скажи лучше, где твоя шапка.
Ладо схватился за голову и спросил:
— Ты взял?
— Нет, пулеметная очередь. Я видел, как сорвало ее с головы, до земли и клочка не долетело.
— Что ж, спасибо и ей, что не взяла чуть пониже! Будет голова – будет и шапка.