Облава

Так он и вступил в милицию, получил, как и все прочие, винтовку и обмундирование и, стоя на часах у мостов, охотней пропускал тех, у кого не было пропуска, чем тех, кто его предъявлял. Первые были ему ближе, – Пашко казалось, что и они, подобно ему, тщетно борются со Злой

Нечистью.

Стоило закрыть глаза, и перед ним встает Васо Остоич.

Васо щурится от внезапно осветившего дубраву осеннего

9 Качак – разбойник ( сербохорв.)

солнца и, слегка волнуясь, приглушенным голосом говорит:

— Будут жертвы, кто знает, кому доведется остаться в живых, поэтому нам нужно, чтобы кто-нибудь порадел об убитых, предавал бы их земле и запоминал, где они похоронены. Вот ты бы за это и взялся – тебя никто не заподозрит. .

С тех пор Остоича он не видел, но со Шнайдером встречался трижды – каждый раз перед тем, когда должны были пройти через мост их люди: сначала незнакомые мужчины, потом какая-то женщина. «Значит, они еще живы, – подумал он, – и, наверно, засели где-нибудь в лесах по ту сторону Караталиха и Тампика – где-нибудь возле

Дервишева ночевья, у подножья Орвана и Рогоджи, на мусульманской земле, куда четникам нет ходу. Может, женщина идет туда разыскивать их? Если признаться, кто я, она все равно не назовет себя и не скажет, кого ищет. Да, огородились мы стенами и подняли все мосты. Остоич не приходит и товарищам запретил – опасается навлечь на меня подозрение и навести на след. Это хорошо, а будь по-иному, тут же явились бы бородатые родичи жечь дом

Пашко Поповича, уничтожать пчельник, книги и те жалкие открытия, которые я сделал, изучая Злую Нечисть, этот бесконечный источник несчастья во все времена и у всех народов...»

На какую-то минуту его взгляд привлекла бурая стремнина ущелья, которое прорезало Пусто поле. Совершенно очевидно, что поле было когда-то пологим дном озера, еще до того, как Лим пробил себе путь сквозь скалы. Потом река, точно пилой, рассекла это поле и унесла часть земли в Дрину. Снег на этом отвесном скате не держится, и потому он отливает на белом фоне красноватобурым цветом, будто глубокая рана на теле земли. «Может, и в самом деле рана, – подумал Пашко. – Все на свете, в сущности, живое, а значит, ранимое, и у всего свои напасти, большие и малые, одни – внешние, другие –

внутренние. Если внешняя напасть не так опасна и близка, тут же, точно цыпленок из яйца, вылупливается внутренняя напасть и начинает набирать силу, как запазушная змея, как этот Лим, похожий на змею в зеленой чешуе, что и зимой не знает спячки. Так что гибнут не только люди –

у гор и небесных звезд тоже есть свой конец, хоть и далекий...»

Закрыв глаза, Пашко унесся в заоблачные выси, однако какое-то тревожное чувство заставило его снова спуститься на землю. Глядя, как рядом шагает беременная женщина, он опять задался вопросом: куда она идет? Кто она?

Шпионка или связная? На первый взгляд она не могла быть ни той, ни другой, но кто знает? Ничего нельзя сказать – когда черт не может справиться сам, он посылает женщину. Длинные какие ресницы! Видать, была красавицей! О чем она сейчас думает?.

III

Неда почти бездумно слушала, как рокочет Лим, и твердила то отчетливо, то приглушенно: «Бесплодница, пустовка, бесплодница, пустовка...» И так без конца, совсем как ее свекровь. Свекровь все время пилила ее за то, что она никак не забеременеет; впрочем, если бы это и произошло, свекровь, злясь на свою старость, нашла бы другой повод ее истязать. Ей доставляло удовольствие мучить батрачек, и те постоянно от них уходили, а про сноху, которой уходить было некуда, придумала целую историю.

Бесплодные женщины, уверяла она, бывают обычно те, у кого рано распаляется плоть, и они, еще не созрев, сходятся с мужчинами. . Ее сын, Недин муж, запрещал старухе говорить такие вещи, запрещал и свекор, но старая ведьма не упускала случая потешить сердце ядовитой злобой, особенно когда приходили родичи Неды.

Свекор поначалу, помнится, относился к ней неплохо.

Вернувшись из Америки с деньгами, он водил ее по базарным дням в город и покупал ей все, что она только пожелает. Но когда началась война и стало известно, что сын в плену, все переменилось. Подарки он делал по-прежнему и даже щедрее, чем раньше, но она чувствовала, что свекор хочет ее задарить, расположить к себе, попросту говоря – купить. Захотелось ему, видать, испытать свою силу и заменить в ее постели сына. Свекор сердился, что она упорствует, не верил, что женщина может обходиться без мужчины, и подозревал, что сноха нашла себе замену на стороне, а свекровь тем временем подозревала, что невестка отняла у нее мужа. Жить так дальше, с двойной петлей на шее, стало невмоготу – одну затягивал ведьмак из Америки, другую – его жена, ведьма. Наконец свекор получил по заслугам, однако старуха нисколько не подобрела. Пришлось бежать из дому куда глаза глядят. Уходя, она сказала свекрови:

— Сейчас я уже не порожняя. И никогда пустовкой не была. И пусть все знают, что пустоцветы ты и твой сын!

Стоило настоящему мужчине высечь огонек, и я понесла!

– И она хлопнула себя по животу.