Обломок молнии

— Водки не выпьешь? Между прочим, не советую, вредно влияет на желудок.

— Да что вы, дядя Кеша. Я не пью.

— И сухое не пьешь?

— Сухое пью.

Он налил мне в бокал цинандали, а себе — водки. Я даже испугался, что такая порция тут же свалит его с ног. Ничего подобного. Дядя Кеша был, что называется, ни в одном глазу. Он ловко разрезал ростбиф, то и дело подкладывал мне на тарелку лакомые кусочки, тугие нейлоновые манжеты нервно порхали над столом. И не уставал расспрашивать о родных.

Вино на меня подействовало, я разомлел. И все время стучала мысль о дяде Кеше. Кто, собственно, он, то есть кем работает? Спросить было неловко, и я старался угадать. На инженера непохож, слишком уж франтоват. Артист? Хорош артист, с этим самым «щ-щутишь». Артист непременно вставил бы зуб. Может быть, учитель? Нет. Ребята, пожалуй, со смеху бы попадали, если такой вот смешняк вбежал бы в класс и, махая манжетами, зачастил: «Щ-щто я вижю! Вы, братишки, дурака валяете, а мы еще целых две темы не прошли! Ша! Раскроем тетрадочки! Пишите: Евгений Онегин есть продукт дворянского общества!» Тут я глупо рассмеялся вслух.

— Ты что?

— Да нет. Я так, вспомнил смешное. Про Левушку.

— А-а. Хватит уж про Левушку, давай-ка рассказывай о себе. Ну, вот отучился ты, аттестат зрелости получил, а теперь куда? Что-нибудь задумал?

— Говоря по правде, ничего не задумал. В институт не попал. На работу устроюсь.

— Ясно, что на работу. Да на какую? Работа ведь разная бывает: одна тебя съедает, другую ты съедаешь, третья голову только дурит. А есть и такая, что на путь выведет. Есть, есть, не скрою!

— Да, конечно. Только разобраться-то трудно, как-то сразу и не поймешь…

— Трудно, браток, трудно. Это ты верно сказал.

— Тут, по-моему, важно выбрать роль. То есть в какой роли тебе хочется выступить. У нас в классе все ребята давно в ролях.

— Как так?

— Скажем, Димка Коблер. Кудри до плеч, зад обтянут желтыми панталонами, физия как маков цвет. Сразу ясно: Димка претендует на роль Купидона. В театральное училище подал.

— Поступил?

— Нет. Сорвался. Но все равно он своего добьется. Потому что роль. Или Сабзин. Сознательность, дородность, бас. Словом, начальство!

— Гм… А какая твоя роль?

— Не знаю. В том-то и дело. Должно быть, муравьиная.

— То есть как так?

— Очень просто. Крикнут: «Бег на месте, ать, два!» Я и закручу лапками. «Шагом!» Пойду. «Винтики навинчивай!» Пожалуйста. Буду. «А ну таскай булыжники!» Очень даже рад, где они? Тащу, тащу!

Дядя Кеша засмеялся. Что-то в нем было обаятельное, когда он смеялся. Оказалось, у него совсем голубые чистые глаза. Только обычно их не разглядишь за морщинами.

— Что-то ты такое загибаешь. Говоришь, роль. И ссылаешься на внешний вид тех ребят. Но ведь форма зависит от содержания, форма и содержание едины. Как же иначе? У тех ребят, стало быть, и содержание имеется соответствующее!

— Да вы сами сказали, что форма и содержание едины. Так не все ли равно? Форма — содержание, содержание — форма. Я и говорю — роль.

— Что-то ты путаешь, дружок. Не разберусь, в чем тут дело.

— А дело ни в чем. Просто, как только замечу, что кто-нибудь начинает выламываться, вот как Левушка под ученого, сразу противно делается, и все тут. Ну какой он врач? Врач интересуется больными, и наплевать ему, какого цвета брючки или портфельчик или что скажет Марья Алексевна. А Левушка добивается места в жизни. Точнее, триста двадцать в месяц. А там, может быть, и больше. Вот и все. Вот что меня бесит!

Я раскричался, за соседними столиками оглядывались.

— Тише, тише, дружок. Но все-таки объясни мне, ты-то чего хочешь от жизни?

— Почем я знаю? Только не врать, не выламываться.

— Хе-хе! Да ты, браток, вылитый я. Честное слово! Ну, право, вылитый!

Я чуть со стула не упал. Я ростом в 185 сантиметров, семидесяти шести кило весом, я — вылитый дядя Кеша! Этот цыпленок!..

— Тоже я не вытерпел, сбежал, — продолжал дядя Кеша. — Посмотрел бы ты в то время на Владислава. Все воспитывать меня норовил… Да не в нем суть. Ты что, может быть, в битники собираешься, в хиппи, правды искать?

— Вот еще! Да они, как шуты гороховые, рядятся в лохмотья. Вот уж роль так роль! Всем на потеху.

— Это верно! Сейчас, так сказать, в моде хиппи, а в мое время в моде была шпана («щипана»). Ну, мелкие уголовники разные. Да. «Гоп со смыком, это буду я…» Впрочем, были и крупные… Тоже своя форма: брюки клеш, джемпер с полосками поперек пуза, кепи… Романтика!

Дядя Кеша опрокинул рюмку, деятельно закусил.

У меня от этих слов просто дыхание захватило: вот бы спросить, кто же наконец он?

— Дурак я был, скажу тебе, первостатейный. Редкий дурак. Ну и помотало меня по свету. Всего хватил. В стужу мерз, в жару пекся, горел. На железной дороге все станции и полустанки изучил, не поверишь, честное слово! Такого бича, как я, не было больше от Охотска до самого Владивостока. И все это, я тебе скажу, дурь. Чистая дурь. Уж поверь мне.

— Дядя Кеша, а вы женаты?