Обломок молнии

— Эк хватил, братец. Жениться — это тоже уметь надо! А я не сумел. Одинок, как килька, засохшая в неводе. Может быть, мимо своего счастья сорок раз проехал, да спрыгнуть с подножки не догадался. Дурак, говорю, был, в том-то и дело… Вот приехал в командировку, дай, думаю, взгляну хоть на племянников. На брата мне смотреть чего-то не хочется, а перед сестрой стыдно… Всегда было стыдно. Поверишь?.. Кстати, попрошу тебя, — он как-то искоса взглянул на меня, — матери о моем приезде лучше не говори. Нечего ее волновать… Усек?

— Усек. И дяде Владе?

— Никому. А к тебе личная просьба.

Он вынул блокнот, написал в нем что-то.

— Вот адрес. Сбегай, пожалуйста, завтра. Там тебе дадут чемодан, принесешь его на вокзал, сунешь в камеру. Номер не забудь записать.

Во мне что-то забилось. Чемодан! Неужели… Неужели дядя Кеша… Вот это да! Все-таки не порвал с прошлым!

— Я бы и сам, но, понимаешь, у меня еще сотня дел, а завтра вечером уезжаю. Так что уж выручи меня.

Я почувствовал себя как бы в центре детективного фильма. Ресторан, шум, табачный дым, а за столом самый настоящий, махровый преступник, и с ним неопытный, наивный новичок. Не хватает лишь сыщика, маскирующегося развернутым газетным листом.

Украдкой я скосил глаза в сторону, оглядел соседей. Ничего. Люди как люди.

Дядя Кеша опрокинул еще одну рюмку.

— Там, кстати, есть вывеска «Методический кабинет». Спроси Анну Христофоровну, она и выдаст чемодан…

Официант принес счет, дядя Кеша расплатился.

— Однако, — он взглянул на часы, — тебе пора, поздно уже. Да и мне пора занимать свою скамейку… Может, встретимся завтра, тогда и продолжим наш разговор.

Последние слова показались мне многозначительными, и я долго раздумывал о них. Может быть, дядя Кеша хочет втянуть меня в свою шайку? А может, я брежу, и чемодан не чемодан, и вообще все это — сон и блажь?

Утром я, не позавтракав, побежал по тому самому адресу. Нашел и дом, нашел и вывеску «Отдел культуры. Методический кабинет». Учреждение было еще закрыто, и я долго топтался, опасливо выглядывая из подъезда.

Я уже почти чувствовал себя «преступным элементом» и, кажется, ничуть не удивился бы, если бы вот сейчас подкатила машина и из нее вылезли детективы. Седой умудренный полковник и отважный молодой капитан с горячими глазами. «Рыбкин? А ну пройдемте к машине! Спокойнее, спокойнее, руки из карманов вынуть! Пошли!» Конечно, это все от бессонницы, в глубине души я, конечно, знал, что ничего такого не может быть и дядя Кеша всего-навсего дядя Кеша…

И все же: вдруг из-за угла покажется зверский тип в черных очках или накрашенная «маруха» в роскошном туалете?

Наконец учреждение открылось. Анна Христофоровна, седая старушка в золотых очках, встретила меня с любезной улыбкой.

— Значит, вы племянник нашего Иннокентия Львовича? Он предупреждал меня по телефону. Вот чемодан. Кстати, передайте Иннокентию Львовичу, пусть он обязательно зайдет к нам. Только что получила приказ о награждении его Почетной грамотой!

— Дядю Кешу?

— Он ведь опытнейший культработник. Труженик, подвижник настоящий. Дворец культуры, которым руководит товарищ Румянцев, считается у нас лучшим, образцовым. За пятнадцать лет работы ваш дядя очень много сделал. Очень много! Вы передайте, пожалуйста, чтобы Иннокентий Львович мне позвонил!

Я так удивился, что не сразу сообразил, при чем тут товарищ Румянцев. Потом уж дошло до меня, что фамилия дяди Кеши та же, что у дяди Влади и у моей мамы в девичестве…

Чемодан был очень тяжелый. Один замок действовал, второй, ржавый, был сломан. Я затащил чемодан домой и как следует перевязал веревкой. Но перед этим все-таки не удержался, заглянул внутрь. Чемодан битком был набит разной методической литературой. Книги о драмкружке, о хоровом пении, о кукольном театре и даже о раскрое легкого дамского платья… Какие-то брошюры…

Когда я тащил чемодан вниз по лестнице, навстречу попался Левушка. Он прошел мимо меня, как всегда ничего не замечая.

Я благополучно довез чемодан до вокзала, благополучно сдал его в камеру хранения. Потом заглянул в зал ожидания. Дяди Кеши там не было.

Я вернулся домой и стал искать, чего бы почитать.

Сунулся в книжный шкаф: «Дубровский», «Война и мир», «Отцы и дети», «Что делать?», «Мертвые души». Словом, все «классное чтение» было тут. У меня даже скулы свело, сразу захлопнул дверцу и повернул ключ. Половины этих книг я не читал. Так, посмотришь наспех да критическую статью в учебнике пробежишь, ну и ладно. Трояк обеспечен, а то даже и четверка. А уж надоели все эти «образа» просто до тошноты. Образ Чичикова, образ Дубровского…

Тут впервые мне пришла в голову мысль, что книги-то эти все, должно быть, очень интересные. Ну просто увлекательные книги, из тех, за которыми в библиотеке очередь. А после школьной канители читать их просто невозможно. Заболеваешь. Потребуется лет десять, не меньше, чтобы забыть про «образа», про типичных представителей, про удушающую среду и читать все насвежо, читать как следует, с удовольствием…