Обман

Как обычно, Сара говорила громко, вступая в навязчивые беседы со стоявшими рядом незнакомыми ей людьми. Подслушивая ее беседы, Элиза поражалась. Присутствовавшие с живейшей симпатией относились к Претенденту и к многочисленным теориям заговора, с ним связанным. Никто не считал саму эту тему по существу абсурдной. И было чуть ли не трогательно видеть, с какой благосклонностью относились здесь к новой миссис Эйнсворт, насколько благоволили ее репликам и суждениям и считали ее кладезем знаний, ибо никто не мог бы сравниться с ней в Тичборномании. В этом зале она была непререкаемым авторитетом. Она знала, что Претендент обыкновенно приходил на подобные мероприятия с запозданием, «потому как любил, чтобы его появление на публике выглядело в соответствии с его положением», и что на прошлой неделе, в Бадли-Солтертоне, «когда он еще и до сцены не успел дойти», на железнодорожном вокзале его окружила толпа. И она знала, что обычно он проводил по два мероприятия в день: одно, как сейчас, на которое надо было купить билет, и «бесплатное выступление» из окна заведения, в котором он останавливался, обращенное к тем, «у кого за душой не было ни гроша». В вопросах земельной собственности она разбиралась не хуже любого агента по купле-продаже земли. Тичборн-Парк в настоящее время был сдан в аренду полковнику Лашингтону, поскольку сэр Генри Тичборн, следующий баронет и наследник – «после нашего сэра Роджера!» – был еще младенцем. А сегодня в Хоршеме будет проведен сбор средств для гражданского процесса, чтобы сэр Роджер – кто в нашем перевернутом вверх тормашками мире был истцом – мог бы заставить этих самых Тичборнов по суду выселить упомянутого арендатора и восстановить свои законные права на земли предков. Ибо без помощи людей у сэра Роджера мало шансов в этом логове папистов – в судах.

– Но разве сами Тичборны… не паписты? – с сомнением спросил молодой человек, смахивавший на школьного учителя: в руке у него была пара словарей, обвязанных бечевкой.

Сара повернулась к нему, точно политик на предвыборном митинге.

– Вы попали в самую точку! Но кто же не знает о могуществе этих кланов? Кто не знает, как не вовремя сделанное признание может быть обращено против вас! Как девушек закрывали в монастырях и все такое прочее? И как их потом не видели! Их судьба была покрыта мраком. И они до самой смерти не могли пережить своего королевского разочарования[45], если вы меня понимаете. Но они терпеливы, эти католики. Они хоронятся в засаде. Они сидят на своих сундуках с деньгами и прячут их там, где вы их не найдете. Но вот появляется сэр Роджер и прилагает все усилия к тому, чтобы сдернуть завесу тайны с их делишек. А им, естественно, это не нравится! Естественно, они изо всех сил стараются его уничтожить. Все газеты ополчаются против него – и о чем это вам говорит? На чьей стороны они все? На стороне народа? Приличных простых людей вроде вас? Ни хрена подобного!

Эта тирада, повергшая Элизу в большее недоумение, чем что-либо ранее ею услышанное, была встречена громкими криками одобрения. Едва не теряя сознание из-за духоты в тесной толпе и из-за неописуемой глупости произнесенных слов, она чуть отшатнулась влево и присела на обнаруженный ею пустой стул. И только сейчас взглянула на листовку, зажатую в ее руке:

Грандиозная возможность!

Покупайте долговые обязательства по закладным на земельную собственность Тичборнов

по 100 ф. ст.

Предлагаются сэром Роджером Тичборном.

Все долговые обязательства будут оплачены с выгодой.

Некогда принадлежащее ему по праву наследство теперь оформлено на него!

Под текстом были воспроизведены два дагерротипа. На одном был изображен стройный молодой человек с темными миндалевидными глазами, в галстуке, типичный скучающий богач – по иронии судьбы ни сном ни духом не ведавший об ожидавшей его могиле на морском дне. На другом портрете – мужчина средних лет, весом по меньшей мере в сто двадцать с лишком килограммов, с простецким лицом и короткой бородкой. Он напоминал мясника из Уоппинга как мало кто другой, даже без ножа для разделки туш. Обе фотографии имели дерзкие подписи: СЭР РОДЖЕР.

24. Эндрю Богл

– Богл! Это же Богл! Это он!