Обман

– Все лавры, как всегда, достанутся Крукшенку, я уверен! Но кто-нибудь из вас недавно ходил пешком по городу? Я насчитал три драматические постановки «Поездки в Йорк» на одной только Шафтсбери-авеню! Чем не доказательство, что слова могут распространяться довольно далеко даже без помощи иллюстраций.

– Не боись, братцы! Вкалывайте не покладая рук!

– О, умоляю, только не надо опять петь эту жуткую песенку!

– Чем не доказательство, что любой умник может разрезать роман на куски по своему вкусу, вынуть из него все диалоги и назвать их пьесой.

– Или песней.

– И подобные манипуляции, замечу, не приносят мне ни фартинга.

– Пожалеем новую знаменитость!

– В этом деле я на стороне Эйнсворта: я называю это воровством. Джентльмены, я знаю, что молод, и только начинаю заниматься вашим благородным ремеслом…

– Надо поблагодарить Чапмена!

– Напротив, надо поблагодарить Эйнсворта за то, что он познакомил юного Боза[47] с будущим издателем и иллюстратором.

– Ну, как бы то ни было, мне кажется, издавать нужно меня. Но какое же это тяжкое дело. Могу сказать, чем меня привлекает ремесло судебного писаря: я всегда был уверен, что за выполненную работу надо платить. Обратиться к литературе? Но тут нужно учитывать новые правила. Добрейший Чапмен печатает мою книгу, помещает ее в переплет и продает. Очень хорошо. Но кто помешает какому-нибудь жулику из Сохо втихаря скопировать любую ее часть и продать, выдав за свое произведение? Или вырезать иллюстрации Крукшенка, вставить в рамку и заработать на их продаже?

– Увы, никто.

– Уверяю вас, это единственное занятие в современном мире, где любой может воспользоваться плодами труда другого человека, его пота и слез, не заплатить ему за это ни гроша и самому разбогатеть.

– Да! Да! Это же чистой воды рабство! Нам надо составить хартию. Ну, где там наш портвейн?

2. Первый ненасытимый

– Послушайте, уже темнеет… Чапмен собирается прочитать то, что он хотел, или нет?

– Я бы хотел, но меня постоянно перебивают. Где же твоя милая жена, Уильям? Она тоже должна это услышать. Там и о ней идет речь!

– Миссис Эйнсворт нездоровится, – заметила миссис Туше с легкой гримаской, давая понять, что речь шла о женском недомогании, дабы пресечь последующие расспросы мужчин.

– А… Тогда мы уважительно поднимем бокал за отсутствующую.

– Твой бокал пуст, Форстер.

– Это трагедия! Мм… миссис Туше, могу ли я…

– Теперь-то я прочитаю: «Я не имею удовольствия быть лично знаком с миссис Эйнсворт, но мы искренне ей сочувствуем – и глубоко ей сопереживаем. Сами видите, как хорош собой молодой романист, ставший открытием сезона, и сколь идеально, сказать по правде, в нем явлены классическая красота и блестящий ум легендарных сердцеедов…

– …безусловно, тут имеется в виду д’Орсэ…

– Разумеется, д’Орсэ. Хотя смеем надеяться, что это сходство только внешнее! Ради общественной морали!

– Джентльмены, уверяю вас, я не представляю никакой опасности для общественной морали. В романтической жизни графа д’Орсэ, как вы знаете, имел место любовный треугольник…

– Сплетни! Чудовищные сплетни!

– Моя же жизнь проста, добропорядочна и вполне по-христиански предполагает только мужа и жену…

– Но разве сама леди Блессингтон не имеет намерения создать новый треугольник? Не она ли назвала Эйнсворта и д’Орсэ двумя красивейшими мужчинами Англии?

– Да, но где я нахожусь в этом ранжировании?

– Вот! Вот! Лично я оскорблен тем, что отсутствую в ее списке!

– ПОЗВОЛЬТЕ МНЕ ПРОДОЛЖИТЬ?

– А стоит ли? – заметила миссис Туше, но на ее слова никто не обратил внимания.

– Продолжаю: «Если ему удастся избежать наказуемых искушений в первые месяцы его ослепительного литературного успеха, значит, он столь же везучий, сколь и зрелый мужчина. Пускай его не затронет столь свойственная человеческим слабостям падкость на славословия и пускай он избежит трех ненасытимых, о коих говорил Соломон! [48]» Как вам такое? И кто, как вы думаете, это написал?

– Магинн[49]. Я сам из Корка. Я бы узнал эту цветистую ирландскую прозу с первого слова.

– Ну, если Кенили говорит, что это Магинн, значит, это Магинн. Представь себе, Эйнсворт, о тебе пишет Магинн.

– Я рад.

– Он в восторге.

– Позвольте мне напомнить присутствующим: тремя ненасытимыми страстями царя Соломона были: женщины, лошади и деньги. Ты клянешься избегать их, юный Эйнсворт?