Обман

– Так, дайте подумать. Я бедный владелец лошади. В настоящий момент вы пьете мои деньги – полагаю, я могу противостоять всему, за исключением славословия. Признаюсь, я люблю, когда меня нахваливают, и люблю нахваливать других.

Миссис Туше поинтересовалась, куда делась первая ненасытимая.

– И Маклиз! Какой портрет! Вполне годится для галереи Уффици. Вы когда-нибудь видели такого денди?

– Да это же просто копия. А оригинал перед нами!

– У оригинала больше колец на пальцах.

– А теперь к портвейну! Будем пить портвейн!

– Я настаиваю, чтобы миссис Эйнсворт было сообщено о неотразимости ее мужа, хотя бы ради…

– Дети на лестнице, – предупредила миссис Туше и вышла из-за стола.

3. Вид с лестницы

Летняя жара выгнала их из комнаты. Они сидели на ступеньках в порядке старшинства и глядели сквозь стойки перил. Голые ножки Энн-Бланш едва доходили до ступеньки внизу. Миссис Туше поднялась до сидевшей на самом верху Фанни и удивила всех, присев возле нее.

– Кто эти дяди? – Щеки у Эмили были влажные и раскрасневшиеся. Она говорила жалобным тоном, словно сквозь сон.

– Я знаю Маклиза. Он художник, – объяснила Фанни. Ей было без малого восемь. И она уже была вправе сидеть со всеми за столом, рядом с миссис Туше и умными джентльменами. Вместо этого она все еще торчала на лестнице, с малышами, простофилями и инвалидами.

– А вот это Чарльз. – Эмили считала, что ей можно было называть по имени любого мужчину, который догадался принести в дом леденцы и объявлял об этом так: «Один для Эмили, другой для моей лошади», после чего съедал на виду у всех конфетку, предназначенную для его лошади, сделав вид, будто ничего не произошло.

– А это кто такой, а это, а тот? – Энн-Бланш указывала на мужчин рукой своей куклы. Так она обходила строгие правила миссис Туше, которая запрещала детям тыкать пальцем в гостей.

– Так, рядом с Маклизом сидит мистер Чапмен. Он делает книги. Таких, как он, называют издателями. Рядом с ним сидит мистер Хорн, он пишет о них.

– Об издателях?

Миссис Туше рассмеялась. Она так и не научилась разговаривать с детьми.

– О книгах. Сейчас он и сам пишет книгу, которая называется «Новый дух эпохи». В ней будет написано о твоем папе и кое о ком из его друзей. Мистер Хорн – критик.

Фанни нахмурилась и заметила, что невежливо критиковать других, а миссис Туше, сожалея о проявленном только что легкомыслии, тоже нахмурилась:

– Если не отделять пшеничные зерна от мякины, то останется одна только мякина.

Этот переход к морализаторству заставил сестричек тяжко вздохнуть. Миссис Туше продолжила:

– Рядом с ним Кенили. Он ирландец.

– Он тоже писатель?

– Полагаю, да – в некотором роде.

– Он хороший? – спросила Эмили. Ей всегда хотелось знать, кто хороший, а кто противный.

– Он ирландец до глубины души, поэтому у него неровный характер.

Кукла Эмили снова вытянула руку:

– А это кто? Он хороший?

– Это мистер Крукшенк. Помимо прочего, он нарисовал иллюстрации к роману твоего папы.

– Он тебе не нравится! – Миссис Туше считала способность Эмили проникать в самую суть вещей неподобающей для столь юной особы. – А почему?

Некоторые мужчины, разумеется, находили Элизу придирчивой и, возможно, немного строгой, но также остроумной и живой собеседницей. Они стремились за столом сесть рядом с ней и иногда даже конкурировали за это место. А были и такие мужчины, у кого она вызывала тревогу, по той причине, что напоминала им собаку Сэмюэля Джонсона, вставшую на задние лапы[50]. В последнем лагере находился Крукшенк. Антипатия, впрочем, была взаимной. Ей не нравились его ранние политические карикатуры. Уильям же пытался убедить ее в том, что он всегда «занимал правильную сторону», что в том и состояла его цель, чтобы «всех осмеивать, включая и аболиционистов», но она считала, что его карикатуры высмеивают лично ее, и не могла ему этого простить.

– Во-первых, – поделилась миссис Туше первыми пришедшими ей в голову мыслями, – он слишком много пьет. А во‑вторых, у него желчный взгляд на мир. За него стоило бы помолиться.

Все три маленькие девочки важно закивали. Молитва была единственным наличным у них средством изменить мир, и они относились к этой задаче с величайшей ответственностью и серьезностью, что твои монахини.

– Ну и, наконец, мистер Форстер. Он мне незнаком. Его главное отличие, Эмили, как мне представляется, в том, что он закадычный друг Чарльза. Но который час? Как там ваша мама? – Молчание. – Все еще плачет? – Молчаливые кивки. – Она поела то, что я ей принесла?

– Нет, она отдала еду собаке, – прошептала Эмили.

– Вы долго будете оставаться у нас? – поинтересовалась Фанни.

– Сколько понадобится моя помощь. Покуда вашей маме не станет лучше.

– И как долго? – спросила Эмили.

– А теперь все в кровать! – сказала миссис Туше и подхватила Энн-Бланш на руки.

4. Расплата за грехи