Обман

– Послушайте, но это ведь ужасное дело! Богопротивное и бесчеловечное, как еще двадцать лет назад доказал Уилберфорс[51]. И работорговля была прекращена, слава богу. А теперь после возмутительных разговоров о двадцати миллионах я, надеюсь, больше мы об этом ничего не услышим. Я лично уже устал все это слушать. В конце концов, у нас нет недостатка в более насущных для нашей страны проблемах, на которые нам следует обратить свое внимание…

– А, миссис Туше! Так как насчет портвейна?

– Мистер Кенили, у нас больше нет портвейна. Мы полностью исчерпали наши запасы.

– Должен признать, я нахожусь в смущении при такой постановке вопроса, – заметил Чапмен. – Вы говорите, что с работорговлей покончено. И наши армейские подразделения на кораблях – с огромными издержками для налогоплательщиков – перехватывают в море испанских и французских работорговцев и кого там еще, освобождая бедных африканцев везде, где только можно. Если уж это не кладет решительный конец этой торговле, то она сама собой зачахнет в свое время.

– Нет, мистер Чапмен, это вовсе не конец. Плантации еще существуют. Даже если костер и затушен, все равно можно поджаривать человечину на углях.

– Миссис Туше, при всем уважении… Мы же едим!

– При всем уважении, мистер Хорн, это всего лишь метафора. Сожжение человеческой плоти очень часто используется в качестве наказания на наших заморских островах. Рекомендую вам почитать «Ужасы рабства» мистера Уэддерберна[52]. Что же до наших армейских подразделений, мистер Чапмен, неужели мы так быстро забыли события на «Клеопатре»? И те четыреста душ, мужчин, женщин и детей, так сказать, освобожденных от испанцев, которых затолкали в трюм, где места было на вдвое меньшее количество людей, и многие там в давке покалечились и задохнулись до смерти… разве они в этом подобии ада…

– Миссис Туше, я вынужден настаивать, чтобы вы приберегли свои представления об аде для более подходящих собраний и ситуаций.

В редких, очень редких случаях Уильям настаивал на чем-то, что имело касательство к миссис Туше, и сейчас укол публичного унижения заставил ее оцепенеть. Молчание затянулось. Наконец Крукшенк пружинисто спрыгнул со стула, чтобы дотянуться до полупустой бутылки кларета, оставленной кем-то на каминной полке. И заговорил, не поворачиваясь к ней:

– Миссис Туше… Ваш муж был Туше.

– Да.

– Известная в Манчестере фамилия.

– И очень старая.

– Когда-то эта семья торговала хлопком.

Миссис Туше молчала.

– Сэмюэль Туше был моим двоюродным дедом, – с добродушной улыбкой объявил Уильям. – Торговля хлопком в те времена процветала. Когда я был мальчишкой, должен признать, меня ужасно увлекали подобные романтические путешествия с присущим им экзотическим флером: из Ливерпуля к берегам Гвинеи, оттуда в Новый Свет и обратно в Ливерпуль. Он сколотил целое состояние на правительственных контрактах – но все потерял. Полагаю, пустился в безрассудные спекуляции во время своего четвертого плавания. Его даже обвинили в попытке монополизировать торговлю, что было весьма постыдным… В конце концов он повесился у себя в спальне – в те дни, разумеется, банкротство считалось невероятным позором, – и мои кузены и кузины, безусловно, от этого сильно пострадали: кредиторы у дверей и тому подобное… Хотя в конечном счете банкам пришлось довольствоваться малым. Нет сомнения, что Сэмюэль Туше был тот еще пройдоха, Элиза. Но должен сказать, у тебя есть все основания быть ему благодарной.

Крукшенк обернулся и поднял бокал:

– За Сэмюэля Туше. И за деньги, которые он после себя оставил.

Лицо миссис Туше запунцовело.

– Очень трудно, поверьте, высказывать суждения об уважаемой женщине на основании источников ее доходов, мистер Крукшенк, когда перед ней открыто так немного возможностей обеспечить себе доход.

– Туше, миссис Туше!

Она в первый раз услыхала от мистера Чарльза Диккенса этот ужасный каламбур. Но не в последний. С годами она стала эту его штуку ненавидеть всей душой, и одним из плюсов внезапного окончания их дружбы с Уильямом стало то, что ей больше не пришлось ее слышать. Никто, кроме Диккенса, никогда над ней не потешался. Ни разу.

6. Диккенс умер!