Обман

Что это в действительности означало – посвятить всю себя другому человеку? Было время, когда она могла с легкостью ответить на этот вопрос. Посвятить себя другому означало протянуть руку и взять в нее сердце другого человека вместе с тайнами его души и самыми заветными мечтами. Это означало обеспечить этому человеку безопасность и комфорт, предоставить ему такое убежище, где нет ничего невозможного и где между двумя родственными душами царит полное взаимопонимание. Посвятить себя другому означало клятвенно заверить друг друга в том, что «мы равны» и «какие бы несчастья на нас ни обрушились, мы встретим их вместе». Вот что Рейчел когда-то думала о том, что значит посвятить себя другому. И какими же бесхитростными были ее обещания вечной преданности.

И ведь они начали, как равные, она и Сале, две школьницы, никак не подходившие для того, чтобы стать неразлучными подругами, которых никогда не допускали и не приглашали – да они и сами не решились бы пойти – на домашние праздники одноклассников или на танцы. Когда они были младшими школьницами, их скромно украшенные ко Дню святого Валентина коробки из-под обуви, которые дети ставили в дальний угол класса, оставались бы пустыми, не одаривай они друг друга. Уже тогда им было знакомо чувство холодного одиночества. Она и Сале, конечно же, начали, как равные. А вот закончили свои отношения так, что от прежнего равенства не осталось и следа.

Рейчел проглотила горький ком, стоявший у нее в горле. Ведь у нее и в мыслях не было навредить кому-либо. Она лишь хотела знать правду. Ведь это к лучшему, когда люди знают правду. Неужели лучше жить во лжи?

Но Рейчел знала, что настоящая ложь – это та, которую она вспоминает сейчас. А свидетельства этому располагались как раз за ее спиной; стоило лишь посмотреть на кирпичные стены, на занавески с рюшами на окнах, на красные буквы надписи «ПРОДАЕТСЯ», выведенной на широкой, приклеенной к дверям ленте. Ей не хотелось думать об этой квартире.

– Это самая последняя из всех, что осталась, – сказал ей тогда агент по недвижимости, многозначительно глядя на нее и изо всех сил стараясь не замечать необычного уродства ее лица. – Как раз то, с чего начинается собственный дом. Держу пари, это именно то, что вам нужно, разве я не прав? И кто же этот счастливец?

Но Рейчел не думала ни о замужестве, ни о детях, когда ходила по квартире, заглядывая в шкафы и обозревая видимые из окон пейзажи. Тогда она думала о Сале. Думала о том, как они будут вместе стряпать, сидеть вдвоем перед камином, в котором будет жарко полыхать искусственное пламя, пить чай на террасе весной, разговаривать, мечтать, оставаясь друг для друга тем, кем они были в течение прошедших десяти лет: самыми лучшими подругами.

Рейчел тогда не занималась специально поисками квартиры, когда неожиданно наткнулась на последний достроенный дом «Приюта на утесе». Тогда она ехала на велосипеде домой от Сале. Тот визит был обычным, ничем не отличавшимся от других таких же визитов за те годы, что они провели вместе: разговоры, смех, музыка и чай. Но уже тогда их общение часто прерывала Юмн, врываясь в их комнату с повелительными требованиями. Она требовала, чтобы Сале делала ей педикюр. Немедленно. Сейчас же. Ее совершенно не трогало то, что у Сале гостья. Юмн повелевала и требовала полного подчинения. Тогда Рейчел заметила, как Сале менялась в лице, слыша визгливый голос золовки. Веселая, жизнерадостная девушка превращалась в послушную служанку – покорную, готовую к услугам, – и снова становилась похожей на ту испуганную школьницу младшего класса, которую все дразнили, к которой все приставали.

И вот, когда Рейчел подъехала к рекламному щиту, на котором висело написанное красными буквами и украшенное геральдическими символами объявление «ЗАВЕРШЕНИЕ СТРОИТЕЛЬСТВА! КВАРТИРЫ СО ВСЕМИ УДОБСТВАМИ!», она вдруг повернула велосипед на Уэстберри-уэй и въехала в проезд, ведущий к этому дому. Риелтор, вопреки ее ожиданиям, оказался вовсе не тучным, суетливым неудачником средних лет в залосненном галстуке – он выглядел так, словно продавал мечты. Но мечты, как она поняла, имеют обыкновение разбиваться и приводить того, в чьей голове они засели, к разочарованию. И все-таки это лучше, чем вообще не мечтать. Ведь когда ты научишься давать приют мечтам, ты также…

– Рейчел.

Она вздрогнула, оторвав взгляд от бескрайней и гладкой, как расстеленная по столу скатерть, поверхности Северного моря, и мгновенно обернулась. Перед ней стояла Сале. Плечи ее накрывала привычная дупатта, лицо было погребально грустным. Родимое пятно на щеке, похожее на ягоду клубники, потемнело, сигнализируя, как это бывало всегда, о глубине чувств, которые его хозяйка не могла скрыть.

– Сале! Как ты… Что ты… – Рейчел не знала, с чего начать, ведь им надо было столько сказать друг другу.

– Я сперва пошла в магазин. Твоя мама сказала, что ты убежала после того, как к вам пришла эта женщина из Скотленд-Ярда. Я подумала, что ты, должно быть, здесь.