– Мне кажется, более вероятным было бы то, что, узнай кто-либо из Маликов о гомосексуальных наклонностях Кураши, они просто отменили бы свадьбу, а его вытурили бы назад в Карачи. Ясно, как день, что они не убили бы его, ты согласна? Зачем им лишние приключения?
– Они азиаты и не захотели бы терять лицо, – возразила Эмили. – И я уверена на сто процентов, что они уже не могли бы – кажется, так Муханнад называет это? – держать свои головы гордо поднятыми вверх, если бы молва о том, что Кураши их дурачил, расползлась по городу.
Барбара задумалась над доводами Эмили. Что-то, казалось, не складывалось.
– Так, по-твоему, его убил кто-то из них? – спросила она. – Но пойми, Эмили, будь это так, можно было бы считать это убийство высшим проявлением национальной гордости. А вот мне кажется более вероятным, что Кураши разделался бы с каждым, кто знал его тайну, чем то, что с Кураши разделался тот, кто его тайну
– Но только не в том случае, если кто-либо из азиатов, взбешенный тем, что какой-то негодяй задумал использовать Сале Малик как прикрытие его гомосексуальных наклонностей, решил с ним разобраться.
– Если Кураши действительно задумал такое, – задумчиво произнесла Барбара.
Эмили взяла пластиковый мешочек, лежавший на компьютерном мониторе. Развязав проволочку, она вынула из мешочка четыре небольших морковки. Глядя на них, Барбара, вспомнив недавно купленные снетки и леденцы – не говоря уже о выкуренных сигаретах, – изо всех сил старалась не выглядеть виноватой, наблюдая за тем, как руководитель следственной группы вкушает низкокалорийную, богатую витаминами пищу.
– О ком из азиатов ты вспоминаешь в первую очередь, полагая, что кто-то решился на убийство из мести за подобные дела?
– Я понимаю, кого ты имеешь в виду, – ответила Барбара. – Но я думаю, что Муханнад так или иначе член своей семьи. Даже если бы это было не так и если бы он убил Кураши, то какого беса они подняли такой шум из-за этого убийства?
– Да для того, чтобы сделать из себя святого.
– Но послушай, Эм, если так рассуждать, то надо признать, что Армстронг мог искалечить брошенную машину. Разные подходы, но намерения одинаковые.
– У Армстронга есть алиби.
– А у Муханнада? Тебе удалось разыскать в Колчестере этого Ракина Хана?
– Да, я нашла его. Он управляет банкетным залом, оборудованным в одном из помещений принадлежащего его отцу ресторана, и окружен полудюжиной таких же, как он, типов. В костюме от Армани, в туфлях от Балли, с часами «Ролекс», с бриллиантовым перстнем из Бирлингтонского пассажа. Он давний друг Малика, еще с университетских времен.
– И что он сказал?
– Подтвердил все – и факт, и время, и место. Сказал, что они ужинали в тот вечер вдвоем. Встретились в восемь, а расстались почти в полночь.
– Просидеть за ужином четыре часа? Где? В ресторане? Что это за ресторан?
– А ты думаешь, у нас это бывает по-другому? Нет, у нас это проходит так же. А этот ужин, как он сказал, был у него дома. И всю еду готовил
– И кто-нибудь может подтвердить его рассказ?
– Да, хотя они находились в доме одни. Но с ними был еще один иностранец – занятно, верно ведь, что вокруг сплошь одни иностранцы. Их однокашник по университету. Хан сказал, что это было что-то вроде встречи старых друзей.
– Да, – задумчиво протянула Барбара, – если они оба подтверждают…
– Чушь все это. – Эмили скрестила руки на груди. – У Муханнада Малика было черт знает сколько времени, пока я добиралась до Колчестера. Он сто раз мог позвонить Ракину Хану и договориться с ним о том, чтобы подтвердить его алиби.
– Ну а в таком случае, – возразила Барбара, – у Иана Армстронга было черт знает сколько времени на то, чтобы попросить своих тестя и тещу сделать то же самое. Ты с ними говорила?
Эмили не ответила.
– У него, у Иана Армстронга, был четкий мотив, – продолжала Барбара. – А чем, скажи, Муханнад мог так сильно тебя заинтересовать?
– Да тем, что он слишком уж сильно протестует, – ответила Эмили.