Обман

Ажар встал и принес еще один стул, чтобы Барбара присоединилась к ним. Он протянул ей пачку сигарет и, когда она взяла одну, так же молча протянул к ней горящую зажигалку.

– Моя мама тоже делала макияж, – доверительно сообщила Хадия, когда Барбара усаживалась на стул. – Она и меня хочет научить делать это, как надо, но только когда я вырасту. Она делает самые красивые глаза, какие только могут быть. Они становятся такими большими-большими. Они вообще и так большие, мамины глаза. У нее очень красивые глаза, правда папа?

– Правда, – ответил Ажар, не сводя своих глаз с дочери.

Интересно, о чем он думает, глядя на девочку, размышляла Барбара: о ее матери? о живом символе их любви? На этот вопрос ответить она не могла, да и Таймулла тоже, наверное, не мог бы. Она перевела взгляд на шахматную доску.

– Положение отчаянное, – сказала Барбара, оглядывая редкий строй фигур, которыми Хадия намеревалась противостоять отцовскому натиску. – Похоже, девочка, пора выбрасывать белый флаг.

– Да ну их, эти шахматы, – с веселой улыбкой махнула рукой Хадия. – Мы и так не собирались доигрывать. Давайте лучше поболтаем. – Она поудобнее расположилась на стуле, подобрав под себя обутые в сандалии ноги. – Сегодня мы с миссис Портер складывали составную картинку про Белоснежку. Она спит, принц целует ее, а гномы вокруг плачут, потому что думают, что она умерла. А ведь она и не выглядела мертвой. Лучше бы им подумать о том, почему у нее такие розовые щеки, тогда бы они поняли, что она спит. Но они об этом не подумали и не знали, что она может проснуться, если ее поцелуют. Именно потому, что они этого не знали, она и встретила настоящего принца, и они в конце концов зажили счастливо.

– К этому и надо стремиться, – с улыбкой сказала Барбара.

– И еще мы рисовали красками. Миссис Портер умеет рисовать акварельными красками, и сейчас она меня учит. Я уже нарисовала три картины: море, пирс и еще…

– Хадия, – негромко произнес отец.

Та, втянув голову в плечи, сразу умолкла.

– А ты знаешь, я ведь разбираюсь в акварельной живописи, – обратилась Барбара к девочке. – И с удовольствием посмотрела бы твои рисунки, если ты, конечно, не против. Где ты их хранишь?

Хадия просияла.

– В нашем номере. Принести их? Барбара, я могу хоть сейчас принести их.

Хейверс утвердительно кивнула, и Ажар полез в карман за ключом от номера. Хадия слезла со стула и со всех ног бросилась в отель; через мгновение ленты в ее косичках мелькнули и скрылись в проеме двери. Несколько секунд Барбара и Ажар сидели молча, прислушиваясь к стуку ее сандалий по деревянным ступеням лестницы.

– Вы не ужинали сегодня? – нарушила молчание Барбара.

– Были кое-какие дела после нашей встречи, – ответил Ажар, стряхивая пепел с сигареты и поднося ко рту стоявший на столе стакан, в котором плавал кубик льда, долька лайма, а со дна к поверхности поднимались редкие пузырьки. Наверное, минеральная вода, предположила Барбара. Несмотря на жару, она не могла представить себе Ажара, пьющего, к примеру, джин с тоником. Он поставил стакан в точности на влажный кружок на столе, где тот стоял до этого, а затем устремил на Барбару такой пристальный и изучающий взгляд, что у нее не осталось сомнений в том, что тушь с ресниц потекла и замазала щеки. – Вы отлично сработали, – произнес он после паузы. – Мы, конечно, узнали кое-что на этой встрече, но, как мне кажется, вам известно куда больше, чем вы сказали нам.

И именно поэтому он не вернулся в отель и не поужинал вместе с дочерью, решила про себя Барбара. Без сомнения, Таймулла и его кузен обсуждали свои следующие шаги. Интересно, к чему они пришли, размышляла Хейверс: устроить митинг азиатской общины, организовать уличное шествие, просить вмешаться депутата парламента, избранного от их округа, предпринять что-то, что вновь усилило бы интерес СМИ к убийству и проводимому расследованию. Что именно они решили, она не знала и не могла высказать своего мнения об этом решении. Но почти не сомневалась в том, что Ажар и Муханнад Малик приняли решение о том, что они предпримут в следующие несколько дней.

– Я хотела бы воспользоваться вашим знанием ислама, – обратилась к нему Барбара.

– Баш на баш, – ответил Ажар. – В обмен на…?

– Ажар, в эту игру мы играть не будем. Я могу говорить вам только то, что позволяет мне говорить руководитель следственной группы Барлоу.

– Так вам удобнее.

– Нет. На этих условиях я допущена к участию в расследовании. – Барбара глубоко затянулась и прикинула, как лучше использовать его согласие сотрудничать. Выдохнув дым, она сказала: – Как мне видится ситуация, мое участие в расследовании выгодно всем. У меня нет никаких корыстных целей и никакого личного интереса в том, что кто-то будет либо обвинен, либо оправдан. Если вы думаете, что те, кто проводит расследование, руководствуются каким бы то ни было предвзятым мнением, то скажу вам откровенно: самое лучшее, что вы можете сделать, это выбросить подобные мысли из головы.

– А это предвзятое мнение существует? – спросил он.