Обман

– Но ведь он намеревался жениться. Фактически его брак был делом решенным. Настолько решенным, что его семья уже была готова прибыть на свадебное торжество, и было запланировано все, что связано с первой брачной ночью.

– Похоже, что все было именно так, – как бы нехотя подтвердил Ажар.

– Так можем ли мы предположить, что после беседы с муфтием Хайтам Кураши решил начать жить согласно принципам ислама, то есть перестать быть геем? – Она подошла к сути вопроса: – Можем мы предположить, что в душе он уже давно конфликтовал с самим собой из-за этого – из-за того, чтобы перестать быть геем, – возможно, сразу по приезде в Англию? Ведь он, в конце концов, намеревался жениться, а его все еще тянуло к мужчинам, несмотря на то, что он поклялся покончить с этим. А раз его тянуло к мужчинам, то, следовательно, тянуло и к тем местам, в которых они кучкуются, а таких мест существует немало. Итак, он встретил кого-то на рыночной площади в Клактоне и сошелся с ним. Их связь продолжалась примерно месяц, но он не хотел жить двойной жизнью – это было бы слишком рискованно, – а потому решил с этим покончить. Но покончили с ним.

– Рыночная площадь в Клактоне? – с недоумением спросил Ажар. – Барбара, а при чем здесь площадь?

Барбара поняла, что зашла слишком далеко. Ее подвело желание обобщить все факты и предположения, которые они сумели собрать и обсудить, и сейчас она по неосмотрительности выложила Ажару информацию, известную только Тревору Раддоку и следователям. Да, она явно перешла границу дозволенного.

Барбара мысленно чертыхалась и кляла себя. Как жаль, что нельзя отмотать пленку назад, затереть слова «рыночная площадь в Клактоне», пусть даже затолкать их обратно в рот. Но слово не воробей. Сейчас она могла надеяться только на то, что удастся хоть как-то завуалировать сказанное. Но талантов на то, чтобы сделать это, у нее не было. Как жаль, подумала Барбара, что нет рядом инспектора уголовной полиции Линли. Он бы в мгновение ока развел руками это затруднение, пустив в ход свое изящное и всепобеждающее красноречие. Но главное, он никогда бы не завлек себя в подобную ситуацию, и прежде всего потому, что не имел привычки размышлять вслух, ну разве только среди своих коллег. Но это уже не в тему.

Барбара решила сделать вид, что не заметила его вопроса, и, стараясь придать себе максимально задумчивый вид, произнесла:

– Конечно, говоря с муфтием, он мог думать о другом человеке, – сказав это, она поняла, насколько близко она, возможно, подошла сейчас к правде.

– О ком же? – удивленно спросил Ажар.

– О Сале. Возможно, он узнал о ней нечто такое, что побудило его отказаться от бракосочетания с ней. Возможно, он просил муфтия подсказать ему способ, как сбросить с себя ярмо брачного контракта. Ведь существует же тяжкий женский грех, являющийся неоспоримой причиной для разрыва брачного контракта? Ну, какое-то деяние, за которое, стань оно известным, ее могут отлучить от ислама.

Посмотрев на Барбару скептическим взглядом, Ажар покачал головой.

– В этом случае брачный контракт будет разорван. Но, скажите, Барбара, какой, по-вашему, смертный грех может отягощать душу моей кузины Сале?

Тео Шоу, подумала Барбара. Но на этот раз она благоразумно промолчала.

Звонок над дверью зазвонил в самый разгар скандала. Если бы Рейчел не стояла в дверях гостиной, она не услышала бы его, потому что визгливо-пронзительный голос Конни, казалось, забил все пространство. Но сигнал звонка в две ноты – вторая нота постепенно сходила на шепот, словно голосок птицы, подстреленной в момент трели, – раздался как раз в тот момент, когда ее мать сделала паузу, чтобы набрать воздуха.

Конни не обратила внимания на звонок.

– Отвечай же, Рейчел! – кричала она. – Отвечай сейчас же и по существу. Что тебе известно об этом? Ты врала детективу и сейчас врешь мне, а я не потерплю этого, Рейчел Линн. Не потерплю!

– Звонок в дверь, мам, – сказала Рейчел.

– Конни! Меня зовут Конни, не забывай этого. И не пялься на дверь. Она сама не откроется, пока ты не ответишь без уверток на мой вопрос. Какое отношение ты имеешь к смерти этого парня на Неце?

– Я же уже сказала, – взмолилась Рейчел. – Я дала ему чек для того, чтобы он убедился, как сильно Сале его любит. Она сказала мне, что это ее волнует. По ее словам, он не верил ей, а я подумала, что, если он увидит этот чек…

– Чушь собачья! – завизжала Конни. – Прекрати пудрить мне мозги! То, что ты плетешь, такая же правда, как то, что я Матушка Гусыня[86]. А почему же ты не рассказала об этом той даме из полиции, а ведь она тебя спрашивала? Но ведь и ты, и я знаем почему, разве не так? Ты не сказала ей ничего, потому что не придумала еще на тот момент подходящего объяснения. Ты что, и вправду держишь меня за такую дуру, которая может поверить в твою идиотскую сказочку о том, как ты помогла этой цветной лахудре доказать, что она пылает вечной любовью к своему затрушенному жениху, привезенному невесть откуда? Ну так знай…