Обман

Она плотно сомкнула веки, будто темнота, в которую погрузились ее глаза, избавит мозг от воспоминаний, сердце – от тоски и боли, сознание – от постоянных мыслей о том, в какое страшное положение она завела себя. Но несмотря на плотно сомкнутые веки Сале почувствовала, как вспышки света, проникающего через них, светят в глаза, которые были ей неподвластны, а потому видели все, что она хотела бы скрыть.

Девушка разжала веки и открыла глаза. Световые вспышки продолжались в каком-то замысловатом ритме: вспышка, световая пауза; вспышка, световая пауза. Луч упирается в то место, где стена встречается с потолком. Через мгновение она догадалась, в чем дело.

Вспышка, вспышка, световая пауза, темнота. Вспышка, вспышка, световая пауза, темнота. Сколько раз она наблюдала этот сигнал в прошлом году? Он означал «Выйди ко мне, Сале». Он говорил ей о том, что Тео Шоу находится возле дома и светом своего фонарика сообщает ей, что ждет ее в саду.

Сале снова прикрыла глаза веками. Еще так недавно она в одно мгновение вставала, подавала ответный сигнал своим фонариком и неслышно выскальзывала из спальни. Осторожно и бесшумно ступая обутыми в мягкие тапочки ногами, пробираясь мимо спальни родителей, задерживалась на мгновение перед ее закрытой дверью, прислушиваясь к громоподобным раскатам отцовского храпа, в промежутках между которыми слышались нежные трели, выводимые носом матери. Спустившись по ступенькам лестницы, она направлялась в кухню, а оттуда прямо в ночь.

Вспышка, вспышка, световая пауза, темнота. Вспышка, вспышка, световая пауза, темнота. Сале различала знакомые сигналы даже сквозь сомкнутые веки.

Сигналы были настойчивыми, и она чувствовала это. Такую же настойчивость она почувствовала и в его голосе, когда он звонил ей накануне вечером.

– Сале, ну слава богу, – сказал тогда он. – Я звонил тебе не меньше пяти раз, после того как услышал о Хайтаме, но ты так и не подошла к телефону. Я подумал передать тебе сообщение… но не осмелился. Боялся за тебя. Трубку каждый раз брала Юмн. Сале, я хочу поговорить с тобой. Нам надо поговорить. Мы должны поговорить.

– Мы уже поговорили, – ответила она.

– Нет! Выслушай меня. Ты не поняла, что я имел в виду, когда говорил, что хочу повременить. Эти слова не имеют ничего общего с теми чувствами, которые я испытываю к тебе. – Его речь была поспешной, с придыханием. Говорил он так, словно боялся, как бы она не повесила трубку, прежде чем он успеет высказать ей все, что задумал, а возможно, и отрепетировал. Но невольно чувствовалось, что говорит он так еще и из опасения, что его подслушивают. И она наверняка знала кто.

– Мне нужно помочь маме с обедом, – сказала она. – Я не могу сейчас с тобой говорить.

– Ты думаешь, что дело в тебе, ведь так? Я же видел это по твоему лицу. В твоих глазах я трус, потому что не хочу говорить бабушке, что люблю девушку-азиатку. Я и вправду не сказал ей ничего, но ты тут ни при чем. Понимаешь, ни при чем. Просто сейчас не время.

– Я никогда не обольщала себя мыслью, что это может быть как-то связано со мной.

Сале могла бы и не говорить. Она и не могла заставить его отклониться от выбранного им сценария разговора, потому что он торопился.

– Она очень нездорова. Ее речь становится все менее разборчивой. Она практически не может ходить. У нее постоянная слабость. За ней нужен уход. Поэтому я должен быть при ней, Сале. И я не могу пригласить тебя войти в этот дом как мою жену только лишь для того, чтобы взвалить на твои плечи бремя ухода за старой, больной и капризной дамой, которая в любую минуту может умереть.

– Да, Тео, – ответила она. – Ты уже говорил мне об этом.

– Сале, ради бога, скажи, ну почему ты не хочешь дать мне хоть чуть-чуть времени? Ведь теперь, после смерти Хайтама, мы же можем быть вместе. Мы можем быть счастливы. Сале, ну неужели ты этого не понимаешь? Ведь то, что Хайтам умер, для нас шанс. Это добрый знак. Это как бы перст божий, указующий нам…

– Хайтам был убит, Тео, – прервала его Сале. – И я не думаю, что бог к этому причастен.

Он замолчал. Интересно, подумала она, повергла ли его эта новость в шок? Или в ужас? А может, он сейчас копается в мыслях, стараясь найти такие слова, в которых звучала бы неподдельная искренность: нежные слова сострадания, полные сочувствия, которого он в действительности не испытывал? А может, в его голове роились совсем другие мысли; может, он лихорадочно искал подходящий способ показать себя в наиболее выгодном свете?

Ну, скажи же что-нибудь, мысленно подгоняла она его. Задай хоть один вопрос, который будет символом греха.

– Откуда ты знаешь?..

– Газета… Они упоминают Нец… Не знаю почему, но я подумал, что у него, возможно, случился сердечный приступ или что-то подобное, а может, он просто оступился и упал. Но убийство? Убийство…

Боже мой, как ты можешь пережить весь этот ужас? Как я могу помочь тебе? Сале, я должен сейчас же тебя увидеть. Я должен быть рядом с тобой, и мы вместе найдем выход из этого проклятого лабиринта…

Нет, ничего подобного он не сказал.