Обман

– Да, с Фахдом Кумаром. Если Муханнад, по вашим словам, непредсказуем, есть ли какая-либо вероятность, что он знал раньше этого человека? До того, разумеется, как увидел его в камере.

Ажар мгновенно насторожился, замкнулся и, самое главное, показал явное нежелание продолжать разговор. Жаль, что в это мгновение его кузен не находится здесь с ними, настолько явно выражение лица Ажара показывало, по отношению к кому он проявляет истинную лояльность.

– Я спрашиваю об этом потому, – объяснила она свой вопрос, – что реакция Кумара была слишком уж явной. По идее, когда он увидел вас с Муханнадом, то должен был бы почувствовать облегчение, однако все вышло наоборот. Он буквально сжался в комок, вы заметили?

– Да, – согласился Ажар. – Но, Барбара, это типичная ситуация. Реакция мистера Кумара – испуг, подобострастие, тревога – не что иное, как порождение нашей национальной традиции. Когда он услышал имя моего кузена, то сразу определил, что это представитель более высокой социальной и имущественной категории, чем та, к которой принадлежит он. Само его имя – Кумар – подразумевает то, что он относится к ками, к касте рабочих, ремесленников, ткачей ковров, гончаров и прочих. Имя моего кузена – Малик – говорит о том, что в нашем обществе он принадлежит к сословию землевладельцев.

– Так вы думаете, что его бессвязное бормотание можно объяснить только чьей-то фамилией? – Барбара не была расположена принимать на веру такое объяснение. – Но послушайте, Ажар, ведь мы же в Англии, а не в Пакистане.

– И все-таки, я надеюсь, вы прислушаетесь к моим доводам. Реакция мистера Кумара едва ли отличается от реакции англичанина, почувствовавшего дискомфорт в присутствии другого англичанина, произношение и словарный запас которого выдают его принадлежность к классу избранных.

Да, с этим человеком опасно иметь дело. Получается, что он всегда и безоговорочно прав.

– Простите, – раздался голос позади них.

Барбара и Ажар разом оглянулись и увидели девушку в мини-юбке и со светлыми волосами до талии, смущенно стоящую рядом с переполненной урной. В руках у нее был точно такой же жираф, какого раньше Ажар вытянул крановым захватом для дочери. Девушка переминалась с ноги на ногу, беспокойно стреляя глазами то в Ажара, то в Барбару, то в Хадию, плывущую в своем кораблике.

– Я ищу вас повсюду, – сказала она. – Я была с ними. В смысле, я была там. Внутри. Когда эта девочка… – Она наклонила голову и внимательно посмотрела на жирафа, прежде чем протянуть его им. – Передайте его девочке, пожалуйста. Я не хочу, чтобы она думала…. Они ведут себя недостойно. Иначе не скажешь. Такие уж они есть.

Девушка сунула жирафа в руку Ажара, на ее лице мелькнула улыбка, и она бросилась догонять свою компанию. Ажар смотрел ей вслед. А потом тихим голосом произнес несколько слов.

– Что это значит? – спросила Барбара.

– И пусть не печалят тебя те, которые спешат к неверию, – ответил он с улыбкой, кивком головы указывая на удаляющуюся спину девушки. – Они ничем не навредят Аллаху[114].

Хадия была вне себя от счастья, когда отец вручил ей нового жирафа. Она с восторгом прижала его тело к своей худенькой груди, а голову – к подбородку. Однако расставаться со старым жирафом наотрез отказалась.

– Ведь он же не по своей вине перепачкался кетчупом, – держа его в другой руке, объясняла девочка; причем говорила она таким тоном, словно в руке у нее была не мягкая игрушка, а закадычный друг. – Я думаю, мы сможем его как следует отмыть. Сможем ведь, папа? Весь кетчуп смоется, и мы просто представим себе, что он, когда был маленьким, спасся от льва.

Оптимизм ребенка, подумала Барбара.

Они еще целый час веселились на пирсе, переходя от одного аттракциона к другому: разыскивали друг друга в зеркальном зале, рассматривая голографические картины, бросая в корзину шары, пытая счастье в стрельбе из лука в цель, выбирая рисунки на сувенирные футболки. Хадия выбрала подсолнух, Ажар – паровоз, хотя Барбара не могла представить его себе в чем-либо, кроме чистой строгой рубашки из хлопковой ткани. Сама Барбара выбрала кадр из мультфильма: разбитое яйцо на каменистой земле под стеною и надпись «БЛЮДО ХАМПТИ-ДАМПТИ»[115], расположенная по дуге над картинкой.

Хадия была переполнена радостными впечатлениями, когда они направились к выходу. Аттракционы уже начали закрываться на ночь, а потому шум стал не таким сильным и толпа гуляющих сильно поредела. На пирсе оставались в основном парочки – парни и девушки, которые сейчас искали темные, укромные места с таким же азартом, как незадолго перед этим носились в поисках игр и развлечений. И тут, и там виднелись слившиеся воедино дуэты, склонившиеся над перилами пирса. Некоторые любовались огнями Балфорда, рассыпанными веером вдоль берега моря; некоторые вслушивались в шум моря, ритмично ударявшего волнами в свайный ряд под пирсом; были и такие, для которых не существовало сейчас ничего, кроме тела, прижимающегося к их телу, отчего они испытывали не сравнимое ни с чем наслаждение.