Это был голос дневной дежурной сестры. Агата его узнала. Она не должна была открывать глаза, чтобы узнать, кто говорит с ее внуком; его голос она тоже узнала, поскольку открытие глаз требовало непомерно больших усилий. К тому же ей никого не хотелось видеть. Она не обязана была видеть их жалостливые лица. Она и без того хорошо знала, какие выражения они придадут своим лицам, чтобы выразить свое сожаление: развалина; беспомощный остов, перекошенный на одну сторону; левая нога бездействует; правая рука похожа на поджатую когтистую лапу мертвой птицы; голова откидывается по сторонам, при этом рот и один глаз открываются или закрываются; глаз слезится, а изо рта противно текут тягучие слюни.
– Все в порядке, миссис Джекобс, – успокаивал сестру Тео, но Агата поняла, что голос у него усталый. Судя по голосу, он утомлен и нездоров. От этой мысли ее на мгновение охватила паника, легкие ее сжались в судороге, и она едва справилась с дыханием. «Вдруг с Тео что-нибудь случится?» – тревожно подумала Агата. Она никогда не предполагала, что такое возможно, но если он не думает о себе… Что, если он заболеет? Или с ним случится несчастье? Что тогда будет с ней?
Агата всегда по запаху чувствовала, что он рядом: по свежему запаху мыла и слабому, едва уловимому запаху бритвенного крема, пахнущего липовым цветом. Она чувствовала, как матрас больничной койки чуть осел, когда он, опершись на постель, нагнулся к ней.
– Ба, – прошептал он. – Я хочу сходить в кафе, но ты не волнуйся. Я ненадолго.
– Вы будете там столько времени, сколько необходимо на то, чтобы нормально поесть, – бесцеремонно вмешалась сестра Джекобс. – Если вы, юноша, появитесь здесь раньше чем через час, я отправлю вас обратно. Учтите, я именно так и сделаю.
– Смотри, ба, до чего же она грозная, – чуть повеселев, произнес Тео. Агата почувствовала на своем лбу его сухие губы. – Ничего не поделаешь, придется мне прийти через шестьдесят одну минуту. А ты за это время как следует отдохни.
Отдохни? Агата мысленно скептически скривилась. И как, интересно, она может отдыхать? Стоит ей закрыть глаза, как она мысленно видит отвратительное зрелище, которое сама же и нарисовала в своем сознании: бесформенная оболочка энергичной прежде женщины, ставшая теперь беспомощной, неподвижной, опутанной зондами и катетерами; всецело зависящей от приборов. А когда она пыталась прогнать от себя это видение и представить себя в будущем, то перед глазами появлялась новая, но тысячи раз виденная и всегда вызывавшая презрение картина: она едет в машине по Эспланаде, вдоль которой выстроились ряды домиков для престарелых, обращенных окнами на море. По дорожке вдоль домиков ковыляют ископаемые древности, поддерживая свои немощные тела палками и ходунками. Их спины согнуты, как вопросительные знаки, хотя ни у кого не хватает смелости задать свой вопрос; и они, словно армия забытых и немощных, безмолвно шаркают ногами по тротуару. Агата всегда, с самого раннего детства, понимала, что значит быть старым. И еще в самом раннем детстве она дала себе клятву, что закончит свою жизнь до того, как сделается такой, как они.
Но вот сейчас Агата не хотела заканчивать свою жизнь. Она хотела повернуть свою жизнь вспять и знала, что для этого ей необходим Тео.
– Ну, ну, моя милая, я чувствую, что вы уже проснулись, хотя и не открываете глазки, – сестра Джекобс наклонилась над ней. Она пользовалась крепким мужским дезодорантом, и когда потела – а потела она обильно и часто, – ее тело испускало какой-то сильный специфический запах с такой же интенсивностью, с какой пар поднимается в атмосферу с поверхности кипящей воды. Она, собрав обеими руками волосы Агаты в пучок, откинула их назад и принялась расчесывать, распутывая свалявшиеся пряди.
– Какой у вас очаровательней внук, миссис Шоу. Можно влюбиться с первого взгляда. А у меня есть дочь, которая не прочь познакомиться с вашим Тео. Он еще свободен? Я хочу пригласить ее на чашку чая, когда у меня будет перерыв. Я думаю, моя Донна и ваш Тео понравятся друг другу. А вы как думаете? Вы ведь не против того, чтобы у вас была хорошая невестка, миссис Шоу? Моя Донна поможет вам поскорее поправиться.
Ну уж нет, только не это, подумала Агата. Не хватало, чтобы какая-то безмозглая потаскуха вцепилась своими когтями в Тео. Как хочется поскорее выбраться отсюда, вновь обрести мир и покой, необходимые ей для того, чтобы собраться с силами в предстоящей борьбе за выздоровление. Мало кому удавалось обрести мир и покой на больничной койке. Во время лежания на больничной койке большинство пациентов получали лишь инъекции, капельницы, процедуры да еще жалость. Ничего из этого ей было не нужно.