Обойтись без Бога. Лев Толстой с точки зрения российского права

Беспрецедентное в российской юридической практике оправдание Засулич, совершившей тяжкое преступление, открыло новый этап и в русском уголовном процессе, и в российской истории: терроризм теперь есть легальная форма политической борьбы, а государство лишено своего сакрального права на насилие. Отставной подпоручик Сергей Степняк-Кравчинский[73] – результативный боевик-народоволец, приговорённый за революционную деятельность к смерти как в России, так и в Италии, признавался в том, что «событие 24 января имело огромное значение в развитии терроризма. Оно озарило его своим ореолом самопожертвования и дало ему санкцию общественного признания».

Судебный процесс теперь становится мощным средством политической пропаганды, а адвокаты выбирают своей главной мишенью для критики существующий государственный строй и безжалостный к простым людям бюрократический аппарат.

Защищая убийцу министра внутренних дел В.К. фон Плеве эсера Егора Сазонова, адвокат Н.П. Карабчевский увидел возможность для смягчения вины террориста в обвинительном акте, переключив внимание суда на преступления самой жертвы, – министр руководил подавлением крестьянских волнений в Полтавской и Харьковской губерниях, в ходе которых было разгромлено около 200 помещичьих усадьб, и суд согласился с его доводами заменив смертную казнь каторгой[74].

Заведующий секретной агентурой III Отделения Собственной Е.И.В. канцелярии К.Ф. Филиппеус докладывал шефу жандармов: «Почти все подсудимые пользуются малейшим случаем, чтобы выразить свой взгляд на существующий порядок, на его ненормальность, на необходимость иного, лучшего устройства общества», причём одни (“подобно Орлову”) “высказывают чисто социалистические и даже коммунистические воззрения, подробно развивают мысли о негодности настоящего общественного строя… выступают апостолами нового социального и политического учения, впервые заявляемого громогласно” а другие (“как Ткачёв”) “противопоставляют новое общество старому, отживающему, открыто объявляют себя нигилистами и смело поднимают знамя этого нового общества”…» (Нечаев и нечаевцы: сборник материалов. Серия 5 Политические процессы 60-80 гг. М.:,Л.: социально – экономическое издательство. 1931).

Ярославль. Рождественская улица и Духовная консистория. 1913. Открытое письмо.

На «процессе 50-ти» Пётр Алексеев – молодой рабочий фабрики шерстяных изделий Дж. Торнтона в Петербурге – выступает с яркой, обличительной речью: «Поднимется мускулистая рука миллионов рабочего люда, и ярмо деспотизма, ограждённое солдатскими штыками, разлетится в прах!» (Думаю, что не случайно Максим Горький выберет его в качестве прототипа Павла Власова – главного героя своего романа «Мать».)

Ипполит Мышкин, осуждённый по «Большому делу» – «процессу 193-х», – обращался к многочисленной публике, до отказа заполнившей судебный зал, со словами: «Это не суд, а просто комедия или нечто худшее, более отвратительное, позорное… чем дом терпимости, из холопства, из-за чинов и крупных окладов торгуют всем, что есть наиболее дорогого для человека»[75]. Когда подпоручика Владимира Дубровина, уже упоминавшегося в тексте, после его отчаянного сопротивления при аресте, связанным вывели на улицу, он тоже обратился к толпе: «Братцы, меня арестовали за то, что я защищаю свободу… Царей да императоров, которые податями высасывают нашу кровь, следует убивать…». Об этом рапортом докладывал шефу жандармов А.Р. Дрентельну начальник Петербургского жандармского управления (ГАРФ. Ф. III. Отд. 3. Эксп. 1878. Д. 479. Л. 4,5–5 об.).