Однако защитник Ольги Васильевны – Н.П. Карабчевский – был не только одним из самых лучших столичных адвокатов, но и известным актёром-любителем, блестящим оратором и полемистом. Он выступает с речью в защиту женщины-убийцы, которая представляет из себя законченное драматическое литературное произведение и при последующем перепечатывании в газетах заняла целых 30 страниц. Его выступление было переполнено красочными эпитетами, поэтическими сравнениями и гиперболами: «Образ распятого “за всех” Христа и торжественная обстановка православного богослужения тронули её сердце, смутили её воображение. Таясь от родителей, она задумала “переменить веру”. С точки зрения ветхозаветной еврейской семьи, это было страшным грехом, за который не прощает Адонай, бог-мститель, до седьмого колена (…) Наконец однажды Александр Довнар, взволнованный, точно окрылённый какой-то неслыханной радостью, разыскивает своего приятеля Матеранского и изливается перед ним. До сих пор он знал только продажных женщин; наконец и у него – роман (…) Ссоры и даже драки бывают, но зато примирения следуют бурные, страстные, совсем как у влюблённых (…) Раз, впрочем, он её приревновал к какому-то дачному донжуану, и она была в восторге. На глазах свидетельницы Власовой он ухватил её за горло, как бы собираясь задушить. Она упала перед ним на колени, даже не защищаясь, и в каком-то блаженном исступлении твердила: “Мой! Мой! …Люблю тебя, Саша, люблю!..” Она убедилась, что он всё ещё любит её, и была на седьмом небе»
и так далее, и так далее…Далее Николай Платонович провёл собственное, достаточно тщательное расследование, которое доказывало обратное: Ольга никогда не была проституткой, да – содержанкой, но не проституткой; и её любовник был не так безгрешен, как хотелось бы стороне обвинения: слыл завсегдатаем многих публичных домов, о чём неоднократно рассказывал друзьям как о своей болезненной зависимости, дважды заразил возлюбленную венерическими заболеваниями, полученными им от проституток, никогда не содержал Ольгу и т. д.
Перед вынесением вердикта адвокат обращается к присяжным: «Господа присяжные заседатели! Менее года назад, 17 мая, в обстановке довольно специфической – трактирно-петербургской – с осложнениями в виде эсмарховской кружки на стене и распитой бутылки дешёвого шампанского на столе, стряслось большое зло. На грязный трактирный пол упал ничком убитый наповал молодой человек, подававший самые блестящие надежды на удачную карьеру, любимый семьёй, уважаемый товарищами, здоровый и рассудительный, обещавший долгую и благополучную жизнь. Рядом с ним пошла по больничным и тюремным мытарствам ещё молодая, полная жажды жизни женщина, тяжело раненная в грудь, теперь измученная нравственно и физически, ожидающая от вас решения своей участи. На протяжении какой-нибудь шальной секунды, отделившей два сухих выстрела, уместилось столько зла, что не мудрено, если из него выросло то “большое”, всех интересующее дело, которое вы призваны теперь разрешить?»