Наметившаяся к концу XIX века общая тенденция сокращения числа публичных домов отразилась в первую очередь на дешёвых заведениях. Многие из них были ликвидированы по решению Врачебно-полицейского комитета как не соответствующие элементарным санитарным требованиям. Поэтому к 1883 году в Петербурге ещё оставались 146 публичных домов, к 1889-му их было уже 82, а к 1897-му – всего 69. Но и среди этих уже не столь многочисленных заведений большинство составляли те, где плата за услуги не превышала 1 рубля.
Врачебно-полицейский комитет позволял повышать цены за услуги в зависимости от комфорта и обстановки, поэтому у владельцев шикарных публичных домов только квартирные расходы достигали 1200–5000 рублей. Предприимчивая хозяйка одного из таких заведений истратила 7000 рублей на оборудование зеркального зала для особых клиентов. Подобные расходы, впрочем, очень быстро окупались.
В условиях политической турбулентности государственной системы управления либеральная часть общества, тот самый «креативный класс» конца XIX века использовал любой повод для организации общественных волнений: так, борьбу за права и свободы проституток совсем скоро подхватили феминистки во главе с Марией Ивановной Покровской, которая возглавила движение российских аболиционистов, требовавших полной отмены контроля за проституцией, принятия специального закона, регулирующего отрасль, и создания профсоюза для тружениц панели. Они же провели первый Всероссийский съезд по борьбе с торговлей женщинами. Активисткам-общественницам практически удалось реализовать задуманный сценарий, но увы, им помешала Великая война.
Понятно, что посреди такой эксцентрики история 16-летней эстонской девушки Розалии, красочно описанная в деталях А.Ф. Кони, не может оставить Льва Николаевича Толстого равнодушным. Писатель просит Анатолия Фёдоровича уступить ему права на публикацию рассказа о несчастной дочери неизлечимо больного вдовца – арендатора мызы в одной из финляндских губерний, которая по просьбе её отца была отдана на воспитание в зажиточную семью хозяев хутора, где после её соблазнения родственником хозяйки и беременности юную девушку изгоняют из дома. Брошенная соблазнителем, она помещает в приют своего только что родившегося ребёнка[89]
, а сама выходит на панель, где постепенно скатывается до самого последнего притона на Сенной площади.После ареста за кражу денег у подвыпившего клиента (действующие правила запрещали обслуживать пьяных) Розалия попадает под суд. Обвинение, предъявленное ей, построено на положениях главы «О похищении чужого имущества» Раздела XII «О преступлениях и проступках против собственности частных лиц».
В соответствии с Уставом подобные преступления рассматриваются с участием присяжных заседателей, так как на основании специального закона за подобные преступления подсудимому могло быть назначено наказание, связанное с лишением свободы, лишением или ограничением сословных прав. Окружной суд рассматривает такие уголовные дела в составе коллегии коронного суда (из 3 членов) и 12-ти заседателей, при этом их списки подлежали согласованию с губернатором или градоначальником.
В качестве присяжных заседателей призывались только подданные Российской империи в возрасте от 25 до 70 лет, за исключением лиц, имеющие физические недостатки, судимость, находящихся под следствием, на государственной службе и священнослужителей. Как в состав коллегии по делу Екатерины Масловой в романе «Воскресение» вошёл полковник, сказать трудно: по всей видимости, речь идёт об офицере, находящемся в отставке. Также обязательным для присяжных были соблюдение ценза оседлости в два года и наличие необходимого имущества в установленных законом размерах.
В соответствии с Разделом I «Порядок производства в окружных судах» Кн. 2 Судебного устава (ред. 20.11.1864), рассмотрение дела окружным Санкт-Петербургским судом начинается с распорядительного заседания. Обвиняемому предъявлялись обвинительный акт и список свидетелей стороны обвинения, далее он (она) должен был объявить о выбранном защитнике, а также предоставить суду список свидетелей и экспертов со стороны защиты. При этом за защитой, как в нашем случае, сохранялось право вызова любых свидетелей, которые допрашивались по делу на предварительном следствии.