Оборотень

– Попробую, – говорит он мне, но я ничего не слышу, шагая дальше мимо безмолвно кричащих заголовков, мимо офисов телекомпаний и газет, где кровь и смерть продают также легко, как зубную пасту и средства от перхоти… Мимо сверкающего зеркальными стенами здания с надписью "Welcome to RU.INTERNET", которое кажется глупой, неуместной здесь шуткой. Зачем он вам – Интернет, когда у вас есть целый новый мир? Если вы, конечно, не боитесь чудовищ…

Добираюсь, наконец до нужного перекрестка. "Улица Черткова". Кто такой Гибсон я знаю, читал этого парня, гуру, пророка придумавшего киберпространство в те времена когда компьютеры были еще дорогими и недоступными для большинства людей игрушками. Самое смешное, что придумал он это когда компьютера-то и в глаза еще не видел, так же как писателям пишущим кровавые боевики и детективные бестселлеры ни разу ни приходилось самим пачкать руки кровью. Силен мужик… Живет сейчас где-то в Канаде отбиваясь от множества поклонников и последователей пытающихся организовать какую-то новую религию. А вот кто такой этот самый Чертков – уж извините, не знаю… Политик наверное, или спонсор, выделивший деньги под развитие русского квартала.
Немного дальше по улице я нахожу то что мне нужно – один из офисов библиотеки имени Мошкова. Здесь совсем не сложно найти нужную книгу…

8

"ЖЕНЩИНА. Она сидит у окна в баре. Дворик снаружи, серый и угловатый, занесен снегом, на клумбах мертвые растения – окостеневшие, разглаженные, замерзшие. Она ничего не имеет против пейзажа. Напротив. Зима – время смерти и холода, и она любила, когда ей напоминали об этом. Ей нравилось испытывать к себе жалость на фоне холодных и очень зримых клыков зимы. Яркая вспышка осветила дворик. Затем издали донесся глухой рев. Она делает глоток из бокала, облизывает губы и слушает тихую музыку, которая наполняет воздух.
Она одна. Бармен и вся остальная прислуга – роботы…"
Здесь я останавливаюсь, чтобы немного передохнуть и сделать глоток вина… Ей нравиться белый цвет. Белое платье, белые занавески на окнах и белый снег за ними. Белые смятые простыни на которых она растянулась в ленивой неге и белое вино в высоком запотевшем бокале. Значит – это должно нравиться и мне тоже. Значит – я должен не замечать отсыревших обоев в углу комнаты, легкой желтизны платья, серой грязи на снегу, давным-давно засохших капелек крови на простыне и кислого винного запаха у нее из рта… Все должно быть идеально – как в глубине.

– Это похоже на Диптаун, правда?

– Снега там нет, – замечаю я. – Там никогда не было и не будет снега.

– Нет, я не об этом. Смотри как она сидит одна в том баре, и вокруг больше ни одной живой души, как будто все вокруг – лишь тени, боты… У тебя никогда не возникало такого же ощущения, когда ты был там? Что все они не настоящие? Что этот мир…

– … принадлежит только тебе, – заканчиваем мы в унисон.