Обращенный к небу. Книга 1

Зосима поднял руки, и все увидели, что он держит давешнюю книгу.

– В книге сей святой сказано, что Змей есть искуситель и посланник противника бога. Не болтайте же о нём, ибо тогда зло не сможет помешать делу, ради которого вы терпите лишения этого похода. Не говорите о сём чудовище ни своим соратникам, ни иному люду. Если же ослушаетесь, не будет вам удачи, как не было её и праотцам нашим, доверившимся Змею, о чём в книге сей правдиво сказано!

Зосима потряс своей книгой над головой, и на ней блеснул серебряный крест – символ распятого сына бога, которому поклонялись эллины и к которому обратился не так чтобы давно князь киевский Владимир.

1

Воевода Добрыня лично руководил приказом князя, брезгливо осматривая железное чудовище, для которого рыли яму все те, кто ещё утром преследовал хазар, напавших на крайние дозоры становища. Кое-как схоронив останки чудища, остальное побросали в костёр и после тоже зарыли. На отдельном костре сожгли тело чужеземца. Умаялись донельзя, и лишь ночью вернулись в стан, да повалились спать. А в княжьем шатре не смыкали глаз князь и Зосима.

Под образом Спасителя горела лампада, и перед ней на коленях стояли поп и князь, твердя молитвы. Когда сама собой повисла пауза, Зосима дал князю небольшой роздых, и Владимир сказал:

– Послезавтра опять на штурм пойду.

Зосима по обыкновению бесстрастно посмотрел на князя. Тот поглядел в ответ и сказал:

– Что, думаешь, не стоит?

Зосима пожал плечами:

– Ты здесь князь. Ты осаду учинил.

Владимир крякнул с досадой:

– Нет от тебя проку, Зосима… Чего ты ко мне пришёл? Сидел бы в Киеве…

– Я уже говорил тебе, князь. Мое место рядом с тем, кто терпит испытание в вере. Не печалься. Лишь истинно верующему отвечает Господь. Давай снова творить молитву.

Князь тяжко вздохнул и вновь раскрыл молитвенник, переведённый ещё Константином Философом, сподвижником Мефодия[15], подаренный ему при крещении.

На краю земли небо посветлело – занималась заря.

История третья: Под стенами Корсуни

Если хочешь служить князю, знай, что будешь подобен дождю, пролившемуся не над засушливой пашней, а над морем. Не там будешь, где в твоём мече особая нужда имеется, но там, куда княжий перст укажет.

(Из наставлений Вежды)

3

Плеск моря стал тише, и последние звёзды растворились в небе, которое стало светлеть, предвещая явление Ярилы. Из серой прохлады выступили стены Корсуни – молчаливые и мрачно неприступные. За пять полётов стрелы от стен стояли ближайшие шатры осадников. Там уже поднимались воины, которых будили дозорные.

К сотнику муромчан, Ждану, подошёл Добрыня.

– Здорово живём. Как муромские? – негромко спросил воевода, оглядывая пробуждающееся становище. Ждан с достоинством поклонился:

– Слава богам-заступникам. Нынче ночью без проказ обошлось.

Они помолчали – все слова были сказаны накануне в княжьем шатре, во время совета. Ждан осторожно покосился на Добрыню. Тот стоял хмурый и вглядывался в недалёкие стены проклятой крепости. Потом тяжело вздохнул и повернулся к сотнику.

– Ладно, строй своих да знай не задерживай. Выступаем по рогу.

Ждан кивнул и пошёл было подгонять десятников, но был остановлен воеводой:

– Постой-ка…

Ждан обернулся: на него всё так же хмуро глядел из-под косматых бровей Добрыня. Воевода снова вздохнул и сказал:

– Куда думаешь ставить Муромца?

– Илюшку-то? – отозвался Ждан. – Сперва хотел как лучника, но больно здоров. Под стенами нужней будет. Но и на стену не пошлю. Молод. Да и тяжёл для лестницы – ну как не выдержит такого бугая. Стало быть, внизу станет – лестницу держать.

Ждан говорил, а сам внимательно следил за бровями Добрыни, стараясь понять, попадает ли он в шаг мыслям воеводы. Когда он замолчал, правая бровь княжьего дядьки поползла вверх (знак добрый), и тот изрёк:

– Добро, Ждан. Быть по сему. – Воевода помолчал, снова сводя брови вместе, потом посмотрел окрест и, понизив голос до рокочущей глухоты, добавил: – Ты вот что… Побереги парня. Жаль будет, коли он под этими стенами ляжет…

Ждан кивнул. Воевода помолчал, крякнул и пошёл дальше с доглядом. Ждан обошёл своих людей, навалял ближайшему десятнику за медлительность и отправился к шатру, где обретался Илья.

Илья встал раньше всех, свершил утреннее правило[16], подобающее воину, и, не спеша умывшись из бадьи, принялся обряжаться в одежду и бронь.

Три месяца, как он был здесь с полком[17], но у стен ещё не бился. Как ни просился, всё никак не ставили его в бой; да на приступ, к слову, не так часто и ходили, всё больше держа крепость попросту взаперти. Илья всё больше охранял пределы становища от конных стай хазар, что шастали здесь издавна, стараясь урвать свой кусок: то коней уведут, то на оружие покусятся. Но вот нынче ему, наконец, предстояло идти на стены.

…Когда Илья по своему обыкновению прилаживал меч за спину, из шатра вылез Хвощ и раздирающе зевнул.