Образ власти в современных российских СМИ. Вербальный аспект

Близко к «машинным» метафорам стоит и метафора тандем, которая с 2008 года стала обозначать деловое и политическое партнерство двух первых лиц страны: президента (в 2008–2012 гг.) Д.А. Медведева и премьер-министра в те же годы В.В. Путина. В прямом значении тандем, согласно словарю, — «Спец. Машина, механизм, в котором однородные устройства расположены последовательно на одной оси» [Большой толковый словарь русского языка: 1305] (в политический дискурс метафора перешла, скорее всего, из спортивной терминологии). Есть случаи употребления этой метафоры без отрицательных коннотаций, когда тандемность, тандем трактуются как позитивные явления, обеспечивающие слаженность действий (см., например, статью Михаила Винокурова «Тандем власти лучше двоевластия» — Арг. нед., 31.03.11). Однако чаще метафора насмешливо подчеркивает управляемость, слепое подчинение одного из участников тандема другому: «Вне зависимости от того, планировался ли весь сценарий с рокировками с самого начала, как жизнерадостно дал понять тандем на съезде [Единой России, в сентябре 2011 года — B.C.], или все-таки решение приняли на более позднем этапе, нежелание президента [Медведева — B.C.] хотя бы попытаться выйти за предначертанные рамки поразительно» (Огонек,17.10.2011, № 41).

См. также случаи иронического обыгрывания «машинных» метафор в заголовках печатных СМИ: «Аппаратная контрреволюция: Дмитрий Козак приступает к зачистке Белого дома» (загол. и подзагол., Вр. нов., 12.07.07); «В Госдуме назревает аппаратная революция» (Stringer, 23.02.07); саркастическое: «Кассовый аппарат: Администрация президента России контролирует десятки миллионов долларов (загол. и подзагол., Нов. газ., 2005. № 8).

2) К деперсонификации приводят и очень распространившиеся в массмедиа первых пятнадцати лет XXI столетия метафорические переносы терминов точных и естественных наук, использованные для обозначения организаций и людей, работающих в них: вертикаль, горизонталь, структуры, система и нек. др.: «Но вертикаль давит, и три месяца ему [Герману Грефу — B.C.] приходилось имитировать переговоры с Союзом театральных деятелей России» (Нов. Изв., 16.02.05); ««Наши» — капкан для ретивых, страховка системы от самых амбициозных и прытких» (Огонек, 2005, № 22) и т. п.;

3) Деперсонифицирующими являются и метонимические переносы, которые в прямом значении указывают на местонахождение руководства страны: Москва, Кремль, Белый дом (они, по-видимому, распространились под влиянием западных СМИ): «В поисках неопасной оппозиции: Кремль занялся созданием сильной либеральной партии, поскольку сами правые сплотиться не смогли» (загол. и подзагол., Моск. нов., 01–07.12.2006, № 46); «Но также очевидно, что Москве оказалось нечего предложить, кроме братства и очень небогатой жизни с неясными перспективами» (МК, 06.01.05).

4) Деперсонификацию создают и переносные обозначения человека через предмет, вещь («опредмечивание» личности). Гротескно это представлено у М. Булгакова в «Мастере и Маргарите», в эпизоде в Комиссии увеселений и зрелищ, где после визита Бегемота за столом председателя остался сидеть пустой костюм:

«За огромным письменным столом с массивной чернильницей сидел пустой костюм и не обмакнутым в чернила сухим пером водил по бумаге. Костюм был при галстуке, из кармашка костюма торчало самопишущее перо, но над воротничком не было ни шеи, ни головы, равно как из манжет не выглядывали кисти рук… Услыхав, что кто-то вошел, костюм откинулся в кресле, и над воротничком прозвучал хорошо знакомый бухгалтеру голос Прохора Прохоровича…» [Булгаков 1988: 556].

Вещь подменила человека, человек оказался ненужным и неважным — важны те функции, которые он выполняет.