Образ жизни

Моя первая любовь вышла на пенсию.
Она рассказывает об этом с блестящими глазами:
удалось выскочить на свободу
до того, как повысили пенсионный возраст,
вот она наконец-то живет своей жизнью.
Молодая пенсионерка.

Да, она старше на несколько лет.

Я тоже хочу на пенсию: это ведь
типа ренты. Можно ведь и так посмотреть.
Мы сидим в кафе. Торт почти съеден.
One more cup of coffee for the road…

Помнишь документальный фильм:

старик Генри Миллер приходит
на улицу, где он жил в юности, в Нью-Йорке.
Кирпичные дома, безлюдно, он шагает,
будто марсианин по завоеванной земле,
куда-то в проем неба на сером горизонте,
и бросает, вдруг, свой плащ на мостовую —
как тело.

2. «В старости она…»

В старости она
освобождалась
от вещей и чувств.
Такое облегчение,
как в первые минуты в дýше.

В какой-то момент легла на пол

и освободилась от тела.
Но оказалось —
только наполовину:
тело перестало двигаться,
а она
застряла посередине.
Вернуться
назад невозможно,
вперед – не пускают врачи.

Но главное:

вот это растерянное,
скукоженное, выдохшееся —
это и есть я?
Все, что было,
и все,
что
будет?

3. «Если б кто спросил меня…»

Если б кто спросил меня с любовью:
где ты, голубь сизый и больной?
На скамеечке у Русского подворья
вот он я, и мой блокнот со мной.
Опадают листья с эвкалиптов
и ползут куда-то в перегной.
Где же ты и где твоя улыбка?
Вот он я, и жизнь моя со мной.

4. «Помнишь, как смеялся Фантомас…»

Помнишь, как
смеялся Фантомас
в кинотеатре «Юность»?
В том же доме аптека,
где мне покупали все более и более сильные очки
несколько раз в год.
Там в светящихся желтых витринах
лежали коричневые в разводах оправы —
полчища ороговевших стрекоз.

В полях цветущего валидола

в районе улицы Бирюзова
есть прозрачные ворота и плывут ступени
в этот райский ад. Ряд
открытых шлагбаумов
березовой аллеи
у тихой хрущобы
и бетонная ограда больницы —
заданный горизонт.

Я пойду по шпалам, по шпалам

окружной железной дороги,
огородами и пустырями,
туда, где никто не ждет. И вот он – базальтовый косогор в
Галилее.
Шмели и колосья
те же, что под Звенигородом
в детском саду на даче.
И выход – то же, что вход.

5. «Вот и день увядает…»

Вот и день увядает, сереет с краев,
всё нежней, ближе к смерти, прозрачнее свет,
всё смиренней взгляд неба, блаженнее кров,
и склоняется мысль, что разгадка во сне.

Но в пустой тишине, когда станет темно,

когда все, что сейчас, станет зваться «вчера»,
будут камни хранить золотое тепло,
а потом потеряют его, до утра.

Земля Башан [14]

1. «Холм посреди…»