Образ жизни, который мы выбираем

Вся идея индивидуального счастья, из которой исходят такие мужчины (и женщины), уходит своими корнями в отношения далекого прошлого, когда любовное приключение входило в систему ответственности и душевных «сделок». Но там, где есть внутренний раскол, там счастье убегает без оглядки. Где, только чтобы стать «счастливым», то есть без периода глубокой трагичности в супружестве («Сначала брак сломал меня, потом я сломал брак»), другого человека просто выбрасывают из привычной обстановки. Где показывают примеры разрушительного поведения, вычеркивают целый кусок прошлой жизни со всеми ее неписаными взаимными обязательствами, пренебрегают законом верности, милостиво предначертанной самой судьбой, а по ночам обжигающей нашу совесть, даже если свет дня смягчает это жжение, там уже исчезает целостность души. А ведь это единственный источник счастья, если не брать в расчет всякого рода одурманивания мозгов. И тогда в душе не остается ничего, что помогло бы двум людям все еще любить, даже просто переносить друг друга, когда суровые будни, человеческие слабости развеют опьянение страсти.

Конечно, не все «ошибки в браке» имеют чувственную природу. Если само заключение брака было принципиальной «ошибкой», то истинная любовь, возникшая из внезапно обретенного «сродства душ», однажды может поразить того из партнеров, кто особенно тяжело переносит разочарования, и вовлечь его в тяжкие конфликты. Но мы живем на свете не только для того, чтобы постоянно искать родственные души. Кто не находит родственную душу с первого раза, у того иная звезда и иные задачи, и ему нужно отнестись к этому с пониманием, а не думать, что теперь он должен вопреки человеческим и Божеским законам любой ценой отвоевывать у судьбы свое право на любовь. Ведь новый союз «родственных душ» тоже в конце концов может оказаться ошибкой, или же партнер, уже побывавший в браке, и другой, вступающий в этот союз, полный всевозможных иллюзий, оказываются столь неравными и непереносимыми друг для друга, что второе отрезвление бывает еще ужаснее, чем первое. Наше право на верность, постоянство, ответственность, память более велико, священно и универсально, чем наше «право на любовь». В реальной жизни это право осуществляется только, если оно никогда не пытается пойти против того права, которое есть великий залог всей настоящей любви: его проклятие или благословение в конечном результате решает, быть «индивидуальному счастью» или нет.

В «Вильгельме Мейстере» Гёте описана группа мудрых мужчин и женщин, готовых дать серьезный ответ на все насущные и серьезные вопросы жизни. Только на один вопрос они не дают ответа – на вопрос, как стать счастливым? Карлейль говорил, что это место у Гёте стало последним и решающим толчком, завершившим его внутренний переворот образа мыслей. Карлейль поясняет: настоящему мужчине негоже спрашивать о том, как стать счастливым, есть нечто более высокое, чем это. Счастье приходит только к тому, кто его презирает. Кто прежде всего спрашивает, каковы его сферы ответственности, кто выстраивает порядок и некую иерархическую лестницу в самом себе. Неверное, обманчивое и однобокое представление об индивидуальном счастье и индивидуальных жизненных правах, громкое ребяческое топанье ногой нетерпеливого современного человека перед окошком железнодорожной кассы, перенеслось на миллионные коллективы людей. На товарной станции стоит огромный вагон-зверинец. Каждый зверь из своей клетки ревет, требуя своей доли счастья, так что мамы, дрожа от страха, уводят детей домой.

«Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее»[14].

В корне неверно – как отдельным людям, так и целым народам – противопоставлять жизнь, удачу, здоровье и счастье моральному закону. Жизнь и счастье имеют несравненно более глубокие и универсальные законы, нежели чем мы предполагаем.

Нельзя, схватив чужую кость, забиться в угол и быть счастливым. Как это ни ужасно, ни трагично, иногда бывает необходимо расстаться[15], и ты отвергаешь кого-то. А это не прощается Тем, Кто видит всё, и когда-нибудь ты тоже будешь отвергнут.

«Judex ergo cum sedebit, quidquid latet apparebit – nil in ultum remanebit» – «Итак, когда воссядет судия, все, что скрыто, обнаружится, ничто не останется без возмездия». Все это звучит очень несовременно и вызовет у автономного умельца жить, «героя нашего времени» лишь надменную улыбку.