Обречен на смерть

— Мы обязательно раскроем это дело. У нас полно зацепок. Нам известно, кому выгодна смерть Ферриса. Известны имена его соперников. Мы знаем, что убийца — профессионал, а это само по себе уже ниточка. Мы найдем его. И если в процессе придется разобраться с выводком жестоких ублюдков, что ж, тем лучше. Приступим к делу!

Двадцать восемь

— Это все, господа присяжные, что я хочу сказать по этому делу. Остается лишь не забывать о двух очень важных вещах. Первая относится ко всему, что вы от меня сегодня услышали. Вторая, без сомнения, является краеугольным принципом нынешнего процесса — принципом, на котором построена вся система уголовного правосудия. Поэтому крайне необходимо, чтобы вы выслушали и поняли мои слова, а потом помнили о них в течение всего процесса.

Королевский обвинитель Питер Эпстейн говорил уже два часа. Так начинался каждый процесс — со вступительной речи обвинителя. Речь Эпстейна была справедливой. И захватывающей.

Меньшего от главного обвинителя короны, британского аналога окружного прокурора в США, Майкл и не ждал.

Эпстейн продолжил обращение к присяжным, в котором перечислил основные принципы, которыми они должны руководствоваться при оценке доказательств, и напомнил об основополагающем принципе: бремя доказательства лежит на стороне обвинения, а сторона защиты ничего доказывать не обязана. Но к тому моменту Майкл уже перестал вслушиваться. Он даже сосчитать не мог, сколько раз слышал все возможные варианты этого перечисления. Нужно было сосредоточиться на том, что предстоит.

При звуке движения, с которым Эпстейн, закончив говорить, вернулся на свое место, глаза Майкла оторвались от бумаг и его мысли вернулись к настоящему.

Он окинул взглядом длинную деревянную скамью, на которой разместились все шесть юристов. В дальнем конце, ближе всех к судье, сидел Эпстейн. Рядом с ним была его помощница Клэр Уэллс. За ними расположился второй помощник обвинителя, Мартин Магуайр. Он был ниже рангом: только сторона обвинения брала в помощники таких молодых, хотя и многообещающих юристов.

— Я что-нибудь упустил? — шепотом спросил Эпстейн Клэр Уэллс.

— Ничего, — ответила Уэллс. — Отличная речь.

— Спасибо.

Их голоса звучали тихо, но Майкл, настроившийся на слух, не мог пропустить этот короткий разговор. Он улыбнулся: то, что даже такие успешные юристы, как Эпстейн, сомневаются в себе, обнадеживало.

— Что ж, господа присяжные, вы услышали напутственное слово. Мистер Эпстейн очень ясно и четко изложил суть обвинения, поэтому, если я…

Зал судебных заседаний наполнился голосом королевского судьи Джона Левитта, обратившегося к присяжным, чтобы еще раз напомнить им об их обязанностях.

К его словам Майкл тоже не стал прислушиваться. Очередная речь, которую он слышал уже тысячи раз. Они никогда не меняются. А если вдруг произойдет неслыханное и судья скажет что-то новое, то Дрейпер ему поведает, ведь она записывает каждое слово.

Мысли Майкла занимали другие вещи. Точнее, всего одна — безопасность Саймона Кэша.

Синяк на виске Кэша беспокоил его. Но куда больше его беспокоило поведение мальчишки. Кэш пребывал в абсолютном ужасе. Перед О’Дрисколлом. Перед остальными. Перед тем, чтобы вернуться вечером в тюрьму Уандсворт. Он так боялся, что не хотел даже находиться в одной комнате со своими адвокатами, чтобы его не заподозрили в «стукачестве», только сейчас понял Майкл.

Кэш был беспомощен, и врожденный инстинкт требовал от Майкла встать на защиту человека, оказавшегося в такой ситуации. Но как ему его защитить? Что он может сделать, если клиент запретил вмешиваться? Как помочь Кэшу помочь себе, не нарушив строгих правил своей профессии?

Как бы ни отвлекали Майкла эти мысли, он был достаточно сосредоточен, чтобы услышать, как судья Левитт завершает свое обращение.

— И на этой счастливой ноте, господа присяжные, я с вами прощаюсь. Пожалуйста, будьте в здании суда и готовы к началу заседания завтра в 10:30 утра, когда сторона обвинения вызовет своего первого свидетеля.

Судья Левитт опустился обратно в деревянное кресло с высокой спинкой. Наследие предыдущих эпох. Возможно, этому креслу больше ста лет. С его места Левитту хорошо была видна скамья подсудимых, воздвигнутая на том же уровне, что сиденье судьи. Гораздо выше мест присяжных у северной стены и скамьи обвинителей с адвокатами у южной.

Без дальнейших слов судебный пристав вывел присяжных из зала. Пока они выходили, стояла тишина. Щелчок закрывшейся за ними двери послужил сигналом, что присяжные больше не слышат того, что происходит в зале, и законники могут продолжить работу.

— Есть еще что-то, с чем надо разобраться сегодня? — Вопрос Левитта относился сразу и к обвинению, и к защите.

Мысли Майкла завертелись. В голову все лезли беспокоившие его соображения. Он знал, какой шаг должен сделать, чтобы защитить Кэша. Он хотел сделать этот шаг. Но знал также, что ему нельзя. Кэш выразился достаточно ясно.

Пока он размышлял, как лучше поступить, Эпстейн с Коулом ответили на вопрос Левитта.

— У меня ничего, ваша честь.

— У меня тоже.