Обреченные мечтатели. Четыре временных правительства или почему революция была неизбежна

2 марта 1917 года в составе первого Временного правительства был назначен новый обер-прокурор. Им стал В. Н. Львов, однофамилец министра-председателя, многолетний член думской комиссии по церковным делам. При отсутствии императора сохранение обер-прокурорской должности, да и самого Синода, казалось нонсенсом. Первоначально, опасаясь раскола в церкви и руководствуясь принципом непредрешения, Временное правительство стремилось сохранить контроль над РПЦ.

Известный современный историк М. И. Одинцов так описал прибытие обер-прокурора в Синод: «4 марта Львов впервые появился в Синоде. Он объявил об освобождении Православной церкви от былой зависимости от государства и заявил, что отныне она вправе сама определить форму церковного самоуправления и может начать практическую подготовку к Поместному собору. А пока было предложено принимать к исполнению директивы правительства от обер-прокурора и через него же подавать в правительство просьбы и предложения. Тут же по распоряжению Львова из зала вынесли стоявший многие годы у стены небольшой царский трон – символ прежней верховной власти»[187].

Антиархиерейская позиция обер-прокурора Львова обозначилась сразу. Кого-то из высших священнослужителей он изгнал из Синода, кого-то лишил кафедры. Архиереев обвиняли обычно в неспособности воспринимать действительность, реакционной деятельности, угрожающей общественной безопасности, и в связях с Распутиным. Помимо епархиальных архиереев увольнялись и другие священнослужители. 14 апреля Львов волюнтаристски распустил Синод, новый его состав назначило Временное правительство. Налогообложение церковных организаций было резко увеличено[188].

Методы революционного обер-прокурора оказались более резкими, чем у его предшественников, а вмешательство правительства в дела церкви – более грубым и бесцеремонным, чем при царизме. Подобный подход обер-прокурора Святейшего синода к своим обязанностям свидетельствовал, что, так сказать, победоносцевский синдром, то есть желание единолично решать все вопросы, касавшиеся православной церкви, было трудно преодолеть даже революционному руководителю ведомства православного исповедания.

Уже 20 марта новая власть приняла постановление «Об отмене вероисповедных и национальных ограничений»[189], которым, в частности, гарантировалось равенство всех религий. Оно отменяло те статьи Свода законов Российской империи, которые ограничивали политические, социальные и имущественные права граждан в зависимости от их принадлежности к тому или иному исповеданию или национальности. Изменения были внесены в ряд разделов российского законодательства: Законы о состояниях, Положение об инородцах, Уложение о наказаниях уголовных и исправительных, Устав гражданского судопроизводства, Устав о воинской повинности, Уставы духовных дел иностранных исповеданий, Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, Устав о пошлинах и т. д.

Устранялись запреты: на усыновление лиц христианского исповедания нехристианами и наоборот; наследование нехристианами предметов христианского культа; принятие в число присяжных и частных поверенных лиц нехристианского исповедания без разрешения министра юстиции; политическую пропаганду римско-католического духовенства; а также ограничения на строительство синагог и мечетей и др.

Практически полностью были пересмотрены положения «О правах и обязанностях евреев вообще». В них были упразднены дискриминационные статьи, оправдывавшие сокращение иудейской конфессии путем крещения в православие лиц, исповедующих иудаизм, или же препятствующие жизнедеятельности иудейского культа.

Представители инославных и иноверных религий с большим воодушевлением встретили этот акт. Не отставали и прогрессивные православные. С церковных амвонов звучали призывы довести войну до победного конца, в храмах собирались пожертвования на военные нужды, церковь пропагандировала государственный заем Временного правительства.