Обреченный

«Мансур, – писала она, – извини, я не смогла приехать. Не смогла не потому, что была занята, просто… я не могу и не хочу более от тебя скрывать. Я хотела рассказать тебе об этом еще при первой встрече в кафе, но не смогла. Только, пожалуйста, прежде чем осудить мой поступок, постарайся меня хорошенько понять. Помнишь, я говорила тебе об Андрее, с которым у меня были отношения до тебя. Так вот, некоторое время спустя после того, как ты пропал, он приехал ко мне домой и начал объясняться, просить прощения… Короче, подробности сейчас излишни. Да я и не знаю, как это все тебе объяснить… Мне без тебя было очень плохо. Все в одночасье стало таким пустым и тусклым. Но потом я как-то смирилась. И тут появился он… Да, возможно, это все глупо, и пока еще неизвестно, к чему мы с ним в итоге придем, но факт в том, что мы уже вместе. Он лишь недавно улетел в Москву, предложив мне приехать за ним, чтобы на следующей неделе мы могли вместе отправиться в Лондон. И я решила поехать. Я устала, я вымотана. Мне хочется уехать отсюда подальше и забыться. Извини и не держи на меня зла. Ведь ты так внезапно исчез… и откуда мне было знать, что стало тому причиной. Я думала, что ты таким образом просто решил от меня избавиться. Да и ведь ты сам понимаешь, что у нас ничего не могло получиться. Мы ведь об этом уже говорили ранее. А время идет и мне хочется настоящих отношений, у которых есть хотя бы шанс на серьезное будущее, понимаешь? Я хочу семью, детей… Ты прекрасный человек, просто замечательный, но мы, при всех наших общих интересах, слишком по-разному смотрим на жизнь и многие вещи. Мне вдвойне тяжело тебе в этом признаваться, когда ты находишься в столь тяжелых и неопределенных условиях. Но, думаю, обманывать тебя и давать надежду (которой у тебя, может, и нет) на что-то было бы более несправедливо с моей стороны… Короче, извини меня, если считаешь, что в этом есть моя вина. И, пожалуйста, не съезжай с этой квартиры, пока у тебя все не уладится, она и так пустует. Ведь, надеюсь, мы сможем быть прекрасными друзьями. По крайней мере, мне было бы приятно и лестно иметь такого друга, как ты. Но если и это невозможно, то, прошу тебя, хотя бы не укоряй меня и не ненавидь. Мне крайне дорого твое обо мне мнение».

Читая это сообщение, Мансур переживал горькое чувство обиды. Закончив же чтение, он почувствовал, как обида сменилась на бурлящий в глубине его души гнев, что стремительно прорывался на поверхность сознания. Он мгновенно возненавидел ее всеми фибрами души. «Вот потаскуха расчетливая! Стерва перелетная!» – Его нога едва заметно дернулась от яростного побуждения ударом опрокинуть стол. Но он сдержал себя. «Как?» – задавался он вопросом, зная, что ответа нет, – или видя, что ответ слишком прост, и потому не желая его принимать. Ведь она была особенной, не такой, как все. Так как же она могла поступить так, как поступает самая обычная…

Спустя некоторое время, когда первый порыв злости немножко приутих, он начал думать.

Он думал, по привычке пытаясь понять: понять себя, ее, – понять то, что он пережил и переживает сейчас.

К нему вдруг пришло осознание, что всю свою жизнь он был одиноким путником в безжизненной пустыне, и что Вика, представлявшаяся до сих пор желанным и прекрасным оазисом, оказалась лишь миражом, созданным его неимоверной жаждой обрести родственную душу. Она была лишь обманчивым видением изголодавшейся по нежным чувствам души, была проекцией его мечтаний. И только сейчас, достигнув ее, воочию познав ее душу, он с нестерпимой болью в груди обнаружил, как сильно в ней ошибся. В один миг посыпался, словно песочное строение, весь ее идеальный образ, созданный его мечтательно-больным воображением; а ведь этот образ еще недавно наполнял его жизнь радостью и смыслом.

В один миг в душе его образовались пустота и мрак, и все вокруг и внутри него вновь стало беспросветным и холодным, как темная зимняя ночь.

Вика, видя, что он прочитал ее сообщение и, не ответив, вышел из сети, написала ему еще раз:

«Не молчи, прошу тебя. Не игнорируй меня, мне и так тошно на душе. Жизнь моя, как ты знаешь, не была радужной и безмятежной. Мне хочется стабильности, которой у меня никогда не было. Не вини меня за это простое и естественное для любой девушки желание».

Мансур и на этот раз ничего не ответил, полагая, что молчание – это лучший ответ на подобного рода слова. Ему вдруг вспомнилась героиня одной из последних им прочитанных книг – такая же увлеченная литературой и искусством девочка с неустойчивой натурой. «Умная голова, но глупая душа», – подумал он, и тут же себя поправил: «душа не глупая, а расчетливая, меркантильная, эгоистичная».