Обреченный

– Если только иные методы не помогут.

Они ссорились иногда, спорили усердно, прекращали общение до одной недели, и потом виртуально сходились снова в интенсивной переписке. Она как-то в шутку назвала его Бешеным Калигулой «за коварство манипуляции, за импульсивность, за чрезмерную ревность, за придирки к ее, как он считает, слишком вольному стилю одеваться и многое другое». Они были из разных, противоречивых миров, и они оба прекрасно это понимали.

Как-то раз, после удачной сдачи экзамена, она рассказала ему о том, что до утра «тусила» с друзьями и пила до легкого опьянения шампанское, вино и лимончелло. Мансуру, который уже чувственно проникся к ней и потому уже не способный смотреть на подобное поведение с былым безразличием, это не понравилось, и он не преминул выразить ей свое недовольство. Она обозлилась и написала:

– Может у вас там это и считается странным. Но у нас, когда девушки и парни встречаются в одной дружеской компании и вместе весело проводят время – это нормально.

– Как же все-таки хорошо, что понятие «нормальность» имеет относительное значение у разных людей и культур, – ответил он колко.

–Что ты хочешь этим сказать?

– Ничего более сказанного.

Она на это не ответила, и в их общении в очередной раз возникло недолгое затишье.

Но общего у них все равно было больше, да и противоположность их, хоть и становилась нередко причиной раздора, но все же это различие культур и натур их по – особому притягивало друг к другу, – в этом было нечто необычное, интересное и забавное.

Как-то она написала ему:

– Я тебя иногда ненавижу, ты это знаешь?

– Допускаю, – ответил Мансур.

– И тебя это не удивляет?

– Нет.

– Но почему же?

– Потому что знаю, что ты меня любишь.

– Считаешь, что любя можно и ненавидеть? – улыбнулась она.

– О, наибольшая ненависть нередко порождается как раз- таки любовью.

– Ты все формулы жизни решаешь в свою пользу, – сказала она и засмеялась.

– Лучше уж в свою, чем против себя.

– Жаль, не у всех это получается.

– Не получается лишь у тех, кому не хочется, чтобы получилось.

– То есть?

– Кому-то больше нравится страдать, чувствовать себя жертвой, веря, что все и вся настроены против него.

– А что, если это и в самом деле так?

– Ну, тогда он тем более должен радоваться, что всему и вся есть до него дело.

– Ты неисправимый оптимист.

– О если бы это было так, – улыбнулся Мансур.

– А это разве не так?

– Нет. Я лишь удачно скрываю свой пессимизм за показным оптимизмом.

– Черта благородных, – произнесла она с театральным пафосом.

– Или обреченных, смирившихся со своей участью, – ответил он просто.

– Обреченных на что? – Спросила она уже серьезно.

– Не знаю, – ответил Мансур, задумчиво глядя в одну точку. – Этого я пока еще не знаю.

Однажды вечером, когда у нее назавтра должен был быть экзамен, он, весь день не писавший ей, чтобы не отвлекать, спросил, чем она занята. «Фильм смотрю», – ответила Вика, и тут же добавила: «Я мастер прокрастинации».

– А я думал, – сказал Мансур, – что это только мне свойственно заниматься посторонней ерундой в самый ответственный момент.

– Теперь ты знаешь, что есть еще одна такая странная девушка. Я села учить, но потом вдруг вспомнила, что то ли кто-то посоветовал мне этот фильм, то ли трейлер случайно увидела в ютюбе… Короче, пришлось отложить листочки с лекциями и сесть за просмотр этого чертового фильма.

Как и на всех людей, на них иногда находили минуты меланхолии, тоски и грусти, и тогда они, как два неимоверно мудрых философа, начинали рассуждать о вопросах бытия, сложностях людских характеров, тайне свободы выбора и смехотворной тщетности и нелепости многих людских устремлений.

Во время одной из таких бесед, Вика призналась, что хотела бы избавиться от некоторых своих характерных недостатков.

– Мир полон людьми, желающих стать лучше, чем они есть, – сказал Мансур.

– И все они мучаются от сознания того, что не в силах притворить в жизнь это желание, – ответила она.

– Да. Но наличие этого желания уже делает их лучше тех, которые – сами будучи далеки от совершенства – не испытывают подобных внутренних мучений.

– Почему же все так сложно?

– Потому что люди стремятся к легкому, путь к которому лежит только через преодоление сложностей.

– А если сложности бесконечны?

– Значит, либо человек сам выбирает такую жизнь, либо он просто глуп.

– У тебя легкая жизнь?

– Я бы не сказал, что легкая, но все относительно.

– Ты сам выбрал такую жизнь? Или же это просто…

– Следствие моей глупости? – он улыбнулся. – Тоже может быть. Но характер всей нашей жизни может задать и один единственный поступок, совершенный нами однажды. Иногда мы бываем вынуждены пронести через всю нашу жизнь или ее часть то, что сами когда-то выбрали. Мы слишком часто жертвы собственных решений.

– Ты жалеешь о чем-то?

– Совершенно нет. Я ни о чем не жалею.

– Значит, ты сам выбрал такую жизнь?

– Отчасти – да.

– Почему же отчасти?