Обреченный

Мансур тогда, двадцать лет назад, стоял примерно там же, где и сейчас, и смотрел до неузнаваемости изуродованный дом, останки которого лежали у него под ногами; смотрел тупо и непонимающе, как смотрел бы маленький птенец на свое разрушенное гнездышко. В нем не было никаких вопросов, не было даже обиды или злобы: он просто, как бы лишенный всяких чувств и способности мыслить и понимать, безмолвно созерцал взрослыми людьми уничтоженную радость его жизни. Ведь кроме того счастья, что он испытывал в этом доме и в этом дворе, другого он на тот момент и не знал. И вот это все теперь растоптано, сожжено, беспощадно уничтожено.

Из глубины прошлых воспоминаний его вывело вокзальное объявление в громкоговоритель: «Внимание! Скорый поезд Грозный – Москва прибывает на первую платформу, нумерация вагонов начинается с головы поезда. Внимание! Скорый поезд Грозный – Москва…». Мансур вздрогнул, как внезапно разбуженный посреди ночи.

Постояв так еще некоторое время, он спокойно развернулся и неспешно направился к вокзалу.

__________

На вокзале все вышло так, как он и рассчитывал. Миновав пост досмотра, он медленно направился к кассе, специально проходя рядом с одной из проводниц. Та, как только он поравнялся с ней, обратилась к нему с вопросом, куда ему нужно и нет ли у него билетов. Узнав, что он едет в Краснодар, а приобрести билеты пока еще не успел, она предложила ему безбилетный вариант за полцены. Мансур сделал вид, что обдумывает предложение. Заметив это, проводница решила склонить часу весов в пользу положительного ответа и сказала, что во время пути его никто не потревожит. Он согласился.

Поднявшись на поезд, он занял указанное ему место – верхнюю боковую полку плацкартного вагона.

Как поскольку состав шел в Москву не напрямую через Краснодар, ему было нужно сойти в ближайшей к этому городу точке, какой была станция «Кавказская» в Кропоткине, находящейся на расстоянии ста пятидесяти километров от Краснодара. В эту станцию поезд прибывал ближе к половине третьего пополуночи.

Состав тронулся, и вскоре стемнело. Мансур, почувствовав усталость, попросил проводницу разбудить его на нужной станции и лег спать. Но сон никак к нему не шел. Он просто лежал на боку и смотрел в темное окно, за которым пробегали фонари, сквозили лучи автомобильных фар, мерцали звезды, вдали горели огни в многоэтажных домах.

Мерно покачиваясь и вслушиваясь в неровный стук колес, он в десятый, сотый раз за последние сутки принимался планировать дальнейшие действия, пытаясь предугадать их итог, но каждый раз его планы, простираясь чуть дальше настоящего, утыкались в стену неизвестности. И тогда он останавливался на ближайшей цели и прекращал думать. Но затем как-то плавно, сам того не ведая, уходил назад, в воспоминания. Но и здесь, поняв бессмысленность ретроспекции, он одернул себя и прекратил это бесполезное занятие. Но делать все равно было нечего, а уснуть он так и не мог. Беспокойная душа требовала отдушины, которая находилась лишь в молитвах, надеждах и думах о прошлом.

В воспоминаниях всегда есть одно большое достоинство: «оно уже было и прошло», – если это связано с чем-то неприятным, и, если это было нечто приятное и радостное, то «оно все же было».

По своему обыкновению, в момент усиленных раздумий и тревожных переживаний, он начал машинально покручивать кольцо на пальце. Вдруг поймав себя на этом, он поднес руку ближе к лицу и внимательно посмотрел на тускло сверкающий в свете станционных фонарей круг серебра с вкрапленным агатом. Он сжал руку в кулак и поцеловал черный камень, как бы целуя память о брате, которому ранее это кольцо принадлежало. И его словно вихрем унесло в те времена.

Глава 21

Когда стало известно, что Мурад убит, Мансур не плакал, да и боли особой не почувствовал. Вдруг внутри у него что-то опустело, появился эффект дежавю. Он давно свыкся с его смертью, примирился с фактом гибели брата еще при его жизни и всякий раз оплакивал эту огромную для себя потерю.

Чуть ли не каждый день, с тех пор, как тот ушел на войну, он, думая о брате, говорил себе: «Возможно, сегодня его уже не станет». Когда Мансуру становилось известно, что в городе силовиками заблокирован тот или иной дом с муджахидами внутри, он шел туда, подходил как можно ближе к оцеплению и стоял, содрогаясь от каждого взрыва снаряда, пущенного в этот дом. Он представлял, что там внутри, среди отстреливающихся, находится именно его брат, и в пронзительном крике «Аллаху Акбар», что доносился оттуда в гуще звуков ружейных выстрелов, огня и дыма, усиленно, нередко утирая слезы, пытался распознать нотки знакомого голоса.