Обреченный

Мансур умолк, сквозь образовавшуюся тишину обводя всех присутствующих испытующим взглядом, полным тяжелого напряжения. Поняв, что если кто-нибудь хоть одно слово скажет против, он, не в силах совладать с собой, в бешенстве набросится на него и что это может зайти слишком далеко, и чувствуя достаточную уверенность в том, что никто не посмеет ему помещать и что он все равно сделает по-своему, Мансур быстро вышел и направился на кладбище, чтобы дорыть могилу.

В итоге он похоронил брата так, как и хотел. Помогали ему в этом лишь ближайшие родственники. Часть тех, кто находился в зале и к которым Мансур обращался, покинула их дом сразу после того, как он ушел. Они объяснили это тем, что не желают иметь отношение к делу рода, в котором правила начали диктовать сопляки. Другая же часть, состоявшая, в основном, из дальних родственников, была сердечно поблагодарена и отпущена уверениями, что в них нет никакой необходимости, как поскольку чрезмерное скопление людей может лишь привлечь ненужное внимание.

В чеченском обществе усопшего принято хоронить среди его кровных родственников, и поэтому муж и жена редко бывают похоронены вместе. Но у родни Амины, тело которой также было выдано, было взято разрешение на то, чтобы схоронить ее рядом с мужем, и чуть позже, в тот же день, ее родственники пришли, вырыли (и Мансур со своими родственниками им тоже помогал) могилу и уложили ее рядом с Мурадом.

Глава 22

В Кропоткине поезд остановился в 2:20 ночи. Мансур сошел с восьмого вагона и направился к таксистам, которые кучкой стояли, щелкая семечки. После недолгих торгов, один из них согласился отвезти его в город за две тысячи рублей. Таксист, несмотря на поздний час, был задорен и весел (он успел это проявить, пока они шли к его машине) и Мансур, усталый и меньше всего расположенный сейчас слушать его веселую болтовню, уселся на заднее сиденье. Путь, по славам водителя, займет примерно два часа.

За окном автомобиля слегка моросил дождь. В салоне играло радио, по которому крутили меланхолическую, под стать настроению Мансура и погоде на улице, музыку, – и капли дождя и мерный шум дворников лишь усиливали ее безрадостный мотив. Час спустя Мансур спросил водителя, не знает ли он, где в городе можно недорого переночевать, да так, чтобы можно было без документов обойтись.

–Понимаете, – сказал он, – у меня в поезде украли барсетку с паспортом и деньгами. Я, конечно, поднял тревогу, но было уже поздно. Видимо, вор сошел на одной из ближайших станций еще до того, как я хватился.

– Да чтоб этих, блядь, воров… – и таксист разразился по их адрес откровенной бранью. А потом, испив сладкую чашу крепких выражений, осуществись хоть одно из которых, ворам несдобровать, он, с некоторой тревогой, спросил: – Так денег у вас что, совсем с собой нет, что ли?

– Есть немного – то, что у меня с собой в кармане было.

– А, понятно, – облегченно вздохнул водитель.

– Так вот, – продолжил Мансур, – еду я по работе, а без документов и денег, сами понимаете, меня ни в одну гостиницу не пустят. Может, вы знаете, где я, в моем положении, мог бы остановиться?

– Да, конечно. Мы ведь часто таких везем. Ну, без документов, конечно, не так уж часто попадаются – у меня, по крайней мере, был только один случай; а вот тех, у которых с деньгами туго – сколько угодно. Сейчас, – сказал он, доставая мобильник и отыскивая контакт, – посмотрю, как там у Гали.

Он нажал на кнопку вызова и приложил трубку к уху

– Добрый вечер, Галя… Извини, что разбудил. Я вот клиента тебе везу… Да, это я, Сергей… Короче, смотри, тут такое дело. Парня обокрали в поезде… Да, сперли его паспорт и деньги. Но у него с собой есть немного. Ну так вот, это самое, можешь парня принять?.. Ну все тогда. Кстати, напомни мне, сколько у тебя ночевка стоит?.. Ага, ясно. Ну, если есть возможность, сделай ему скидочку. Как – никак беда у человека. Ладно, мы скоро будем. Пока.

– Она тебя примет. У нее можно за триста рублей переночевать. Условия, конечно, не ахти, но цене соответствуют. Может она тебе еще и уступку сделает, сезон ведь непопулярный.

В цене Галя не уступила, но выбора у Мансура все равно не было, и он занял небольшую комнатушку, пахнувшую ветхой сыростью, – обои, которыми стены коморки были оклеены, возможно, в пору первой юности старухи Гали, теперь пожелтели, ободрались и местами покрылись плесенью. Из мебели в комнатке имелся покосившийся одежный шкаф, с зеркалом на одной дверце, небольшая скрипучая кровать, столик с маленьким толстым старым телевизором и деревянный стул. В доме у нее имелись несколько подобных помещений, которые, правда, были чуть побольше этой коморки, – и двухместными. Но свой отказ сделать скидку она компенсировала тем, что предложила ему эту отдельную одноместную комнатушку, которое стоит чуть дороже остальных. Другие же комнаты у нее пустовали.