Обречены воевать

Генри Киссинджер предлагает такое объяснение обеспокоенности британцев и французов: «Все в России – ее абсолютизм, размеры, глобальные амбиции и уязвимости – воспринималось как неявное опровержение традиционной европейской концепции международного порядка»[830]. Обеспокоенность, на которую указывает Киссинджер, была характерна даже для широкой общественности во Франции и Великобритании. Вот наглядный пример: популярное французское издание для путешественников тех лет описывало Россию как страну, обладающую «непомерным честолюбием и лелеющую мечты о тирании над другими народами»[831]. При этом, избегая поспешного падения в горнило войны, никто не знал, Россия ли или ее конкуренты окажутся «колоссом на глиняных ногах»[832].

В 1853 году царь Николай I потребовал от султана Абдул-Меджида I признать русский протекторат над православными святынями Константинополя и Святой земли. Британские дипломаты пытались посредничать в этом споре, но в конечном счете не смогли согласовать условия, приемлемые для султана. Когда дипломатия потерпела неудачу, султан объявил войну России. Русские быстро перешли в наступление, их войска заняли дунайские княжества (современные Молдавия и Румыния), а в столице Крыма Севастополе приступили к наращиванию состава Черноморского флота. Когда русские корабли потопили османский флот в Синопской бухте, Великобритания и Франция решили, что с них достаточно. Несмотря на возражения и доводы царя, обе державы боялись краха Османской империи и того политического вакуума, который может заполнить собой Россия. С точки зрения Великобритании, захват Россией Константинополя ставил бы под угрозу положение в Средиземном море. Страх перед российской экспансией объединил Великобританию и Францию, и они направили флоты в Черное море, а также выдвинули ультиматум, потребовав от России освободить дунайские княжества. Когда Россия отказалась, Франция и Великобритания объявили ей войну и отправили в Крым экспедиционный корпус.

Техническая и организационная отсталость обрекли Россию на поражение. Падение Севастополя разрушило иллюзию военного превосходства России, укрепило авторитет французов и англичан и продлило мучения Османской империи еще на шестьдесят пять лет. Как пишет историк военно-морского флота Адам Ламберт, «Великобритания, Франция и Россия воевали в мировом масштабе за господство над Европой, каковым тогда временно наслаждались французы, а также за мировое господство, которое британцы сохранили за собой еще на два поколения»[833].

Франция против Германии

Период: середина девятнадцатого столетия

Правящая сила: Франция

Крепнущая сила: Германия

Домен: власть в Европе

Исход: Франко-прусская война (1870–1871)

При Наполеоне III Франция, по словам историка Пола Кеннеди, обрела «силу и уверенность»[834]и стала во второй половине девятнадцатого столетия важнейшей сухопутной державой Западной Европы. Но вскоре Отто фон Бисмарк, прусский государственный деятель редких умений, встал у руля своей страны, лелея мечту об объединении Германии и низвержении Франции. Бисмарк считал войну необходимой для объединения разрозненных немецких государств, а Франция видела в конфликте возможность сдержать стремительный подъем Пруссии. Годичная война подтвердила стратегические прогнозы Бисмарка и утвердила Германию в статусе единой великой державы.

В 1850 году французская колониальная империя простиралась по всему миру, от тихоокеанских островов и земель в Карибском бассейне до Западной Африки и Юго-Восточной Азии. Ее внутренняя экономика была самой эффективной в континентальной Европе[835]. Ее военные расходы к 1860 году превышали расходы любого конкурента, за исключением России, а французский флот стал настолько большим, что, как отмечает Пол Кеннеди, «временами вызывал тревогу по другую сторону Английского канала»[836]. К 1860 году недавние итоги Крымской войны и второй войны за независимость Италии сделали Париж главным гарантом континентальной безопасности. Однако это превосходство оказалось недолгим. Десять лет спустя Наполеон III столкнулся с одной из величайших военных машин, которые Европа когда-либо видела, – с Пруссией Отто фон Бисмарка.