Обречённые на мытарства

Кривошеев почувствовал, как в нём начинает закипать неудержимая злость на весь окружающий мир. Злость на Лидию, на Марка Ярошенко, который явился причиной краха в любовных отношениях, на свою неблагодарную службу, на Киру, по чьей милости его сослали сюда. Он завалился в сани и стеганул кобылу кнутом. Та с места пошла крупной рысью. Кривошееву этого показалось мало, он принялся неистово хлестать лошадь по крупу. Длинный сыромятный кнут со свистом рассекал морозный воздух. Кривошеев успокоился только тогда, когда кобыла перешла в галоп.

«За что они все так ненавидят меня? – горячей волной пульсировал вопрос в голове. Под «они все» Кривошеев подразумевал Марка Ярошенко, Лидию, старика Федота Воробьёва в поезде и напуганную женщину Варвару вместе с ним. Перед глазами промелькнуло ещё с десяток лиц, дела которых ему довелось вести, как следователю. Они, что, все праведники, чистенькие, незапятнанные кровью, а я, стало быть, подлец, жандарм?! От меня несёт тюремным запахом? А чем ещё, чёрт возьми, может пропитаться офицер НКВД, которому по долгу службы выпало соприкасаться ежедневно со всяким сбродом? Французскими духами будет от него веять? Разве один я такой в системе внутренних дел страны? Вы думаете, другие офицеры как-то иначе исполняли долг чекиста? Гладили по головке врагов государства и уговаривали их не пакостить молодой стране советов? Да как вы можете обвинять меня, честного и неподкупного чекиста? Что вы вообще знаете о моей работе, какое право имеете обсуждать мои действия? Как бы повели себя на моём месте вы, обвинители хреновы»?

Лошадь неслась бешеным галопом, сани прыгали на промёрзших снежных ухабах, но Кривошеев, распалив себя до белого каления, казалось, не замечал ничего вокруг.

«А не послать ли мне их всех к чёртовой матери! – мелькнула спасительная мысль. – Что если я завтра же напишу рапорт на имя начальника управления с просьбой отправить меня на фронт? Все проблемы решатся одномоментно. Раз выродок Марк-богомол считает, что я действительно покрылся слоем грехом, как дерево мхом, то пусть это дерево срубят на войне фашисты. И тюремный запах улетучится, и я для некоторых личностей стану не жандармом, а боевым офицером. Еще посмотрим, кто из нас отрыжка дьявола, а кто настоящий патриот своей родины».

Кривошеев так глубоко ушел в себя, что не сразу заметил, как кобыла перешла сперва на мелкую рысь, а потом и вовсе остановилась, нервно поводя мордой по сторонам и раздувая ноздри.

«Что за чертовщина»? – пронеслось в голове Кривошеева, и он интуитивно огляделся по сторонам. В первый момент его глаза не увидели ничего подозрительного. Дорога по-прежнему была пустынна, яркий свет луны освещал её на сотню метров впереди. Кобыла неожиданно заржала и принялась перебирать всеми четырьмя ногами на месте. И тут среди мелколесья, тянущегося вдоль санного пути, Кривошеев увидел движущиеся тени.

«Волки!» – догадался он и обомлел. Тени осторожно скользили между деревьев и уже через несколько секунд Кривошеев увидел первого зверя. Это был рослый поджарый волк. Проваливаясь в снегу, он направился к дороге. Вслед за ним из кустов появилось ещё пять волков. Вожак вышел на дорогу и остановился совсем близко от перепугавшейся лошади. Остальные расставились по обе стороны дороги. По их поведению можно было безошибочно определить, что стая очень голодна и ради выживания готова вступить в смертельную схватку.

Постояв недвижимо считанные секунды, волки медленно двинулись навстречу взмокшей от бега лошади. Они по очереди вытягивали морды, жадно вдыхая в себя запах лошадиного пота.

Кривошеев, будто заворожённый, наблюдал за картиной происходящего, не в силах пошевелиться. Потом его рука машинально потянулась к кобуре, он медленно извлёк из неё револьвер.

Он не успел выстрелить. Кобыла дико заржала, вскочила на дыбы, затем резко рванула в сторону и ринулась в лес. Кривошеев чудом удержался в розвальнях. Вожжи выпали из рук и волочились по снегу. Снег был глубоким, кобыла по брюхо утопала в нём. Храпела, загнанно дыша, с бешеным взглядом металась из стороны в сторону. Наконец, сани наскочили на пень, и остановились. Лошадь забилась на месте, упала на задние ноги, потом, издав безумное ржание, поднялась. Развернувшись на девяносто градусов, рванулась из последних сил. Раздался треск сломанных оглоблей, сани развернуло, они взметнулись вверх и Кривошеева выбросило на снег. Перед глазами мелькнул конец сломанной оглобли и падающие на него сани. В следующий миг свет в глазах померк, Кривошеев потерял сознание.

Когда очнулся – сразу почувствовал сильную боль в ногах. Приподняв голову, увидел: полоз перевёрнутых саней лежал поперёк обеих ног чуть ниже колен. Снег вокруг головы был окровавлен.

«Оглоблей шибануло по голове», – смекнул он и провёл ладонью по лицу. Она была вся в крови. Затем Кривошеев попытался вытянуть ноги из-под саней и взвыл от нестерпимой боли. У него потемнело в глазах.