Обречённые на мытарства

«Переломаны обе ноги!» – с ужасом подумал он. Превозмогая боль, приподнял туловище и сел, затем оглянулся назад. Его глаза округлились от страха. Навстречу ему двигались три волка. Двое из пяти, которые были на дороге, наверно, погнались за лошадью. Седой вожак, медленно переступая ногами, подкрадывался к Кривошееву со спины, двое других обходили сбоку.

«Наган! Где мой наган!?» – лихорадочно мелькнула спасительная мысль. Кривошеев посмотрел по сторонам и в двух метрах от себя увидел небольшое отверстие в снегу. Вероятнее всего, это был след от выпавшего при падении нагана. Чтобы ползком добраться до нагана, нужно было освободить ноги. Согнувшись вперёд, Кривошеев ухватился за полоз и, напрягая мышцы до предела, попытался приподнять сани. Сил хватило лишь на то, чтобы полоз чуть приподнялся, а потом опять опустился на прежнее место. Кривошеев взвыл от дикой боли, но рук не расцепил. Собрав воедино всю свою волю, он с безумным воем рванул полоз вверх и резко дёрнул ноги на себя. Ему удалось высвободиться. Обессиленный, в полубессознательном состоянии он распластался на спине.

Пока Кривошеев кричал и стонал, высвобождая ноги из-под саней, волк сидел неподалёку на поджатом хвосте, водил носом, вдыхая воздух с запахом крови, и ждал. Потом, когда человек затих и перестал шевелиться, волк встал, оживился и смело шагнул вперёд. В следующий момент он присел, со всей силой оттолкнулся от земли и прыгнул на грудь жертвы. Острые клыки волка вонзились в горло Кривошеева…

Драма в тайге произошла на сутки раньше кончины Марка Ярошенко. А седьмого марта состоялась приёмка в эксплуатацию участка железной дороги Коноша – Вельск.

Глава 20

Один за другим летели дни военного лихолетья. Были они дождливыми и снежными, ветреными и тихими, мрачными и радостными. Такими же, как могло показаться на первый взгляд, как год, и два назад, и даже десятилетием раньше. Но это было ошибочным представлением. В реальности люди уже целый год жили совершенно другой жизнью, чем прежде, с изменившимися понятиями о ней. И отношения к главному богатству человека стали иными, резко поменялись материальные и духовные ценности. Сохранилось лишь одна незыблемая основа и сходство этих дней – их невозвратность.

Каждый день и каждый час адская военная машина подминала под себя всё новые и новые человеческие жертвы, принося в жилища людей несмываемое временем горе.

Семья Ярошенко жила относительно спокойной и размеренной жизнью. Евдокия по-прежнему трудилась в лесосплавной конторе. Василиса, отработав зиму на лесоповале, вернулась домой, устроилась на железнодорожную станцию стрелочником. В этом ей помогла Феня Трошкина. Та самая детдомовская Фенька, которую Василиса спасла однажды от насильника Северьяна Плотникова, оглушив его увесистой кочергой.

Иван перед Новым годом окончил курсы шоферов, а заодно обучился профессии тракториста и работал теперь на грузовике в отделе материально-технического снабжения металлургического завода. Он и не догадывался, что к его трудоустройству приложил руку отец Тони.       Без вмешательства Савелия Архиповича Ивану суждено было отправиться в один из дальних леспромхозов, или в захудалый колхоз. Известный сталевар Степанов, используя свои связи в управлении завода, обставил дело таким образом, что на Ивана в автошколу был направлен персональный запрос, как на отличника учёбы. О своём вмешательстве в судьбу Ивана Савелий Архипович ни словом не обмолвился ни с супругой, ни с дочерью Тоней.

Иван был доволен своей работой, поскольку отчасти сбылась его мечта. Два-три раза в неделю он ездил в Пермь, перевозил различные грузы в опечатанных ящиках. Ассортимент технического обеспечения завода был большим и работы Ивану хватало с лихвой. Пригодилась и вторая профессия. На складах завода имелся трактор для буксировки крупногабаритных грузов. Штатный тракторист ушёл на фронт, трактор временно оставался без хозяина. Несколько раз по просьбе мастера Иван садился за рычаги тягача и оттаскивал скопившийся на площадке прокат для погрузки на платформы.

Повестка из военкомата была вполне ожидаемой. В конце апреля Ивану исполнилось восемнадцать лет, и он подлежал призыву в армию. Почти два месяца он ждал вызова в комиссариат, но о нём как будто забыли. Мать почему-то была уверена, что его, как сына врага народа, на фронт не отправят.

– Должна же быть хоть какая-то польза от нашего бесправного положения? – высказалась однажды мать, когда речь совершенно случайно зашла о отправке мужчин на фронт. – Не могут ведь большевики объявить человека врагом народа, и тут же отправить его на фронт, чтобы он защищал их власть. Не дадут они ружья в руки своим врагам, побоятся.

– Мама, о чём ты говоришь? Сейчас люди едут на фронт совсем не для того, чтобы защищать чью-то власть, – не сдержался тогда Иван, поправляя неграмотную Евдокию.

– Как это не для того? – удивилась мать. – Власть-то в нашей стране принадлежит большевикам, эта власть не нравится фашистам, вот и решили они смести большевиков силой.