Обречённые на мытарства

И ушёл. Толпа встревоженно загудела, заволновалась, забурлила, люди пришли в движение. Послышались пьяные выкрики, женщины заплакали, взвизгнула вновь молчавшая гармошка, кто-то пытался запеть частушки, кто-то громко рассмеялся. Рядом стоял совсем юный на вид паренёк с остриженной головой. Стесняясь окружающих людей, он оглядывался по сторонам, успокаивал плачущую старушку:

– Бабушка, перестань, не плачь… и не крести меня, пожалуйста. На нас же люди смотрят… стыдно.

Наступила та мучительная и неизбежная минута расставания, когда близкие люди и родственники могут в последний раз обнять друг друга, поцеловать, прошептать ласковые и нежные слова, припасённые специально для этой минуты.

– Ну, что, подруга? Минута расставания наступила и для нас с тобой? – сказал Иван нарочито бодро и шагнул к Тоне, крепко прижал её к себе, поцеловал в губы. – Прощай, родная…Жди с победой… Прости меня, если я тебя чем-то обидел.

– Глупенький, – ласково прошептала Тоня со слезами на глазах. – Разве могу я на тебя обижаться? Ты настоящий мужчина, умный и дальновидный. Ты поступил правильно, я люблю тебя…

– Всё, Тонечка, мне пора, – Иван освободился от объятий Тони, повернулся к сестре:

– С тобой мы обо всём уже переговорили дома, осталось лишь сказать «прощай, и до встречи после победы».

– Прощай, Ваня, – Василиса поцеловала брата в щёку, из глаз у неё покатились слёзы. – Возвращайся живым.

Призванных на фронт построили в колонну по четыре, милиция спешно оттеснила провожающих, оркестр грянул походный марш, строй скорым шагом направился к вокзалу. Впереди строя шагал знакомый уже капитан из военкомата, по бокам колонны шли милиционеры, не позволяя провожающим приближаться к призывникам.

На вокзале отправляющихся на фронт завели в зал ожидания, который заблаговременно был освобождён, на входе выставили двух милиционеров. Провожающие ринулись на перрон, растянулись в длинную цепь вдоль железнодорожного пути.

Через полчаса на первый путь был подан состав, состоящий из теплушек с тёмными квадратами открытых дверей.

– Ведут, ведут! – послышался чей-то визгливый голос впереди. Его тут же подхватили другие провожающие, передавая известие по цепи. Люди в толпе, приподнимаясь на цыпочки, забираясь на возвышенные предметы, вытягивали шеи, пытаясь издали высмотреть близкого им человека.

На перроне появились военные, они сновали от теплушки к теплушке, о чём-то переговаривались и спорили. За военными следовали милиционеры, оттесняя провожающих от состава на край перрона. Они создавали коридор для отъезжающих на фронт, недовольно покрикивая на ходу:

– Посторонитесь! Отойдите, дайте пройти на посадку отправляющимся! У вас было достаточно времени, чтобы с ними попрощаться! Не подходите близко к вагонам!

Опасаясь беспорядка и хаоса при посадке в вагоны, отправляющихся на фронт разбили на партии по количеству теплушек и стали выпускать из здания вокзала с промежутками, поочерёдно заполняя каждую теплушку в отдельности.

– Тоня, ты не видишь Ивана? – тревожно спрашивала Василиса. – Где он? Ещё не выходил?

Девушки стояли неподалёку от входа в здание вокзала и вглядывались в лица идущих на посадку.

– Нет, в первой партии его не видать. Наверно, направят во вторую теплушку, – ответила Тоня.

Иван вышел с последней группой, их повели в хвост эшелона. Рядом с ним вышагивал Василий Бородин. Они о чём-то говорили и улыбались.

– Ванечка, мы здесь! – крикнула с надрывом Тоня, увидев в первых рядах Ивана.

Василиса тоже отыскала взглядом брата, и прокричала вслед за Тоней:

– Ваня, посмотри на нас!

На перроне стоял невообразимый гвалт, провожающие выкрикивали имена своих близких и родственников, стараясь перекричать друг друга. Кто-то отзывался, махал рукой, что-то кричал в ответ.

Иван вертел головой по сторонам, но Тони с Василисой не увидел в бурлящей толпе, прошагал мимо них.

– Он нас не увидел! – в отчаянии прокричала Тоня. – Почему он нас не увидел?! Ведь мы были совсем близко!

– Давай будем пробиваться к последней теплушке, – Василиса схватила Тоню за руку, потащила за собой. – Там он нас точно увидит.

После посадки толпа провожающих значительно поредела, рассредоточившись вдоль эшелона. Убывающие на фронт, невзирая на ругань военных и милиции, завидев родственников, повыпрыгивали из теплушек, бросились обниматься в последний раз.

Иван, наконец, заметил Тоню с Василисой, спрыгнул на землю вслед за дюжиной таких же новобранцев, как он. Их вагон был последним в эшелоне и стоял за пределами перрона. Пожилой старшина, отвечавший за сопровождение, облил их жгучим взглядом, недовольно проворчал:

– С первым гудком паровоза чтобы все до единого запрыгнули в теплушку! Отстанете – пойдёте у меня под трибунал, как дезертиры, ясно?

– Дальше фронта не пошлют, – огрызнулся один из выпрыгнувших из вагона.

– Поговори мне, – цыкнул на него старшина и отошёл в сторонку, достал кисет, принялся скручивать цигарку.

Иван направился к Тоне с Вассой, они обе бросились к нему, повисли на плечах, заплакали.