Обречённые на мытарства

– Чего вы рыдаете, как по покойнику? – бодрясь, сказал Иван, хотя спазм сдавил ему горло, мешал говорить. – Глупые женщины, я ведь пока живой, с вами. Не надо сырость разводить.

– Ванечка, я буду ждать тебя, сколько потребуется…Только ты вернись живым… прошу тебя.

– Конечно, вернусь, – ответил Иван, – куда ж я денусь? Повоюю немного и вернусь.

– Только не лезь там на рожон, Ванечка, – наставительно проговорила Василиса. – Не доказывай никому, что ты самый храбрый, не лезь в пекло без надобности, пожалуйста.

– Ты так говоришь, будто успела сама побывать на фронте, – рассмеялся Иван. – Знаешь, где там пекло, а где тишь и благодать.

– А ты, Ванечка, не смейся, сестра правильно говорит, – всхлипывая, промолвила Тоня. – Знаем мы твой характер.

– Ладно, обещаю обеим: буду воевать с прохладцей.

Расставание с провожающими было недолгим. Паровоз издал длинный, продолжительный гудок, и едва он умолк, раздалась пронзительная команда:

– По вагона-ам!

– Всё, девочки, мне пора, – быстро проговорил Иван, отталкивая от себя Тоню и Василису. – Прощайте, родные. Не поминайте лихом!

Он в несколько прыжков достиг проёма в теплушке, навстречу ему протянулось несколько пар рук, Иван ухватился за них, мигом взлетел в вагон.

Паровоз надрывно проревел ещё раз, состав дёрнулся, громыхая сцепками вагонов, и медленно пополз прочь от вокзала, оставляя позади себя кричащую и стонущую толпу провожающих.

Глава 22

Осенью 1942 года на Сталинградском фронте сложилось критическое положение. Ещё в конце августа немецким войскам удалось прорваться на стыке 4-й танковой и 62-й армии Сталинградского фронта. Танковый корпус вермахта, пройдя по тылам советских войск, вышел к Волге севернее Сталинграда. Начались бои за Сталинградский тракторный завод. Советское командование несколько раз пыталось контратаковать, чтобы восстановить положение, но все контратаки заканчивались поражением. Немцы закрепились прочно и стали продвигаться в глубь заводской территории. Начались кровопролитные бои уже в черте города.

Ожесточённость боёв нарастала с каждым днём. Немцы неудержимо рвались к Волге. Германская авиация принялась наносить сильнейшие бомбовые удары по жилым кварталам. Город за очень короткое время превратился в руины, непрерывно чадил, бои шли уже за каждый дом. Чтобы отстоять город, советское командование бросало на правый берег Волги всё новые и новые резервы.

312-й стрелковый полк, прибывший три дня назад для пополнения истекающей кровью дивизии на правом берегу Волги, стоял в деревне Зуевка в ожидании приказа на переправу.

Ветер дул со стороны горящего Сталинграда и приносил оттуда запах гари от сожжённого тола, мазута, железа и прочих материалов, которые горели и плавились.

– Скорее бы на тот берег перебраться, – глядя на далёкие клубы дыма над городом, хмуро проговорил Василий Бородин.

Иван Ярошенко повернулся лицом к другу, съязвил:

– Мандраж одолел?

– Три дня сидим у моря и ждём погоды. Не знаю, как ты, а меня угнетает ожидание, неизвестность давит на мозги.

– Раньше я что-то не замечал за тобой уныния, – усмехнулся Иван. – Чувствительный ты стал, Вася.

– Станешь тут чувствительным, – хмуро отозвался Бородин. – Сегодня утром краем уха услышал, как переправлялось пополнение перед нами. Чертовски жутковато стало. Говорят, при переправе чуть ли не треть полка фрицы утопили в Волге, а ещё часть людей полегла потом уже на правом берегу, когда пробивалась к дивизии.

Василий на секунду умолк, продолжая вглядываться туда, где виднелись дымы. Потом, не оборачиваясь, добавил с тоской:              – В танке было бы спокойнее, всё-таки, броня – штука надёжная.

– Вась, кончай ныть, – буркнул Иван. – Мы с тобой не по собственному желанию оказались в пехоте.

– Так-то оно так, – не успокаивался Васька. – Я, вообще-то, трусом себя не считаю и готов повоевать в пехоте какое-то время, коль остался без машины. Готов защищать город и биться с фрицами, но только в настоящем бою. Идти в атаку, стрелять в гадов, пропарывать фашисту пузо и наматывать его кишки на штык. А утонуть в реке, не успев даже выстрелить ни разу – глупая и нелепая смерть. Такой смертью я мог бы умереть и дома, в родной реке. Стоило ли тащиться в такую даль, чтобы захлебнуться в Волге? Разве не так?

– Что поделаешь, если наш эшелон немцы разбомбили и технику погубили? Хорошо, хоть сами живы остались. Соседний вагон, вон, в полном составе взлетел на воздух. Куда нас теперь пристроить? Не оставить же в прифронтовой полосе в ожидании, когда вернутся из ремонта покалеченные танки? За Волгой сейчас не хватает защитников, а тут неожиданно затычка из танкистов подвернулась. Вот и решили нами заткнуть образовавшуюся брешь.

– Тут всё понятно, как дважды два, – согласился Василий. – Мы с тобой рядовые солдаты, командирам виднее, какую дыру нами закрывать.