Обрести себя

— Думает знаешь кто? Теперь пеняй на себя, и нечего нюни распускать. А вообще, может, и к лучшему все это… А Истрати, последняя сволочь, скрылся. Этот и от смерти убежит, когда за ним придет. Но и власть виновата — не могли посторожить его хорошенько! Или твоя крестная не знала, на что способен Истрати? У него же совести вот столько нету, а сила как у бугая. Он не то что солдата — двоих одним пальцем уложит. А не знаешь, как там солдат, жив?

— Не знаю.

Сырге обошел вокруг Илиеша, с притворной придирчивостью осматривая его, состроил рожу, пытаясь развеселить приятеля.

— Слушай, ты что, белены объелся, что ли? На тебе лица нет. Сидит как истукан. А, понимаю! — Сырге хлопнул себя по лбу. — Все понимаю. Но ты, брат, не убивайся. Такова жизнь, найдешь другую. Чего-чего, а баб на наш век хватит. Земля прямо кишит ими.

И, считая, что утешил товарища, Сырге двинулся дальше. А Илиеш все сидел, шевеля ногой костру. Подошли еще несколько односельчан. Разговор шел о последних событиях, о наступающей новой жизни, о колхозе. Мужики обговорили все, выяснили, что надо ждать, что принесет добро, откуда может возникнуть зло. Каждую ниточку, каждую ворсинку из ткани, составляющей жизнь, они пощупали, исследовали, перемыли, перекрутили так и этак. О эти деревенские мудрецы, не так они просты, как может показаться постороннему!

Конечно же все сошлись в одном: правильно сделали, что устранили тех, кто мог помешать коллективизации. Все, что делалось в селе, совершалось на благо и в интересах всех. Не вызвало особых споров и то, что к числу кулаков отнесли Истрати Малая, который начал жиреть лишь после войны. Разве дело в том, с каких пор человек становится мироедом? Важно, что в нем страсть к наживе, звериная жадность подавляла все человеческое. Ради наживы, ради собственного обогащения он был готов родного отца убить. Легче у голодной собаки вырвать из зубов кость, чем перевоспитать Истрати или просто умерить его пыл. Односельчан беспокоило, как бы он, убежав, не натворил бед. А то пристукнет кого-нибудь или воровать начнет, тут он колебаться особенно не станет. Еще люди жалели его жену — уродилась несчастная.

Илиеш слушал эти суждения молча, не вставил ни слова. Безмолвно глядел на порог дома, который ни разу не переступил. Этот порог еще хранил тепло ног любимой. Он не понимал, что говорят собравшиеся односельчане. Кто из них потерял что-нибудь здесь? Кто из них мог хоть отдаленно представить, какая страшная пустота образовалась в его душе?

Все это происходило в разгар полевых работ, и у людей не было времени пространно комментировать происшествие. Вот зимою, попозже, сидя у теплой печки, может быть, не раз переворошат события этого дня, а сейчас все заторопились по неотложным делам. Жизнь продолжала свой бег, отставать никому не хотелось. И вскоре Илиеш остался сидеть на заборе один на один со своей печалью.

А потом к нему подошел неизвестный мужчина. Илиеш подивился его странному виду. Он был весь желтый — с головы до ног. Сапоги желтой кожи до самых колен, из кожи такого же цвета кепка. Куртка тоже кожаная и тоже отливала желтизной. Илиеш даже протер глаза: не случилось ли чего со зрением? Бывает такой изъян, когда человек видит все предметы в одном цвете. Однако цвет пришельца не изменился. Он стоял в нескольких шагах от Илиеша, словно не решаясь приблизиться. Наконец, осмелившись, подошел и, не сводя глаз с усадьбы Истрати, шепотом спросил:

— И дочь забрали? Не знаете?

Этот вопрос отрезвил Илиеша; он сообразил, что перед ним не кто иной, как тот самый заготовитель, предлагавший Ольгуце руку и сердце. Так вот, значит, какой у него соперник! Бедняга, видно, в самом деле любит Ольгуцу. Теперь им нечего делить, значит, и заочная вражда кончилась. Илиешу стало жалко заготовителя. Хоть и необыкновенный костюм надел, а вид у него невзрачный, потрепанный. Илиеш ответил ему доброжелательно, с сочувствием:

— Да, увезли и дочь.

— В какую сторону, не знаете? — Голос его был вкрадчиво-сладок.

Теперь Илиеш почувствовал к нему неприязнь. Вот прирожденный делец, скажи ему, в какую сторону, — и тотчас же начнет плести интригу и примется выручать с помощью всяких сомнительных средств, лишь бы заполучить Ольгуцу в качестве добычи, урвать свой кусок. Илиеш с издевкой ответил:

— В какую сторону? Повезли покататься на поезде. Ту-ту!…

Заготовитель посмотрел на него как на сумасшедшего и поспешил удалиться. Илиеш опять остался один. Спустя несколько часов пришел Ион, позвал домой. Илиеш попытался что-то объяснить, но Ион серьезно прервал:

— Не смеши людей, пошли.

— Ты же на мельницу уехал. — У Илиеша мелькнула мысль, что Ион заранее знал о высылке кулаков, в том числе и Ольгуцы, потому подался на мельницу.

— Ну, уезжал, а теперь приехал. Да оторвись от этого забора, или я тебя стащу оттуда!