Обрести себя

Истосковавшийся по ласкам парень позволил прельстить себя этой эфемерной любовью. Сперва он остался на неделю, чтобы прийти в себя, отдохнуть с дороги. Потом миновал месяц. Началась лютая зима, идти было некуда, а тут все же дом, пуховая перина на никелированной кровати, тепло, видимость семьи… И не заметил, как промелькнули годы. Заворожил его этот небольшой таежный поселок. А потом увлекла и работа на руднике. Он возил на самосвале породу от шахты к обогатительной фабрике. Это было в десятке километров от лесозаготовительного пункта, где жила Ольгуца. Туда он не заглядывал, а с Дуняшей встречался и во время работы — она была чернорабочей у бункера фабрики, вместе с подругами, такими же румяными, здоровыми бабами, совковой лопатой подчищала рассыпанную породу. Тут она всегда была веселая, шутила, иногда грубовато. Напарницы часто поддевали ее, она лихо отшучивалась. Считала себя удачливой — в ее возрасте да с тремя детьми отхватить такого парня! А ведь мужчин после войны не густо, на каждого, пожалуй, десяток женщин. Дуняша чувствовала, что подруги ей завидуют, и она стояла за него горой, если видела, что кто-то его обижает, если, к примеру, учетчица по оплошности не отмечала ему сделанный рейс. Дуняша чутко реагировала на всякую перемену в его настроении. Если замечала, что он, находясь рядом с ней, мыслями уносится куда-то далеко, подозрительно спрашивала:

— О чем думаешь?

Он с трудом стряхивал оцепенение.

— Вспоминал наше село.

— Ну и как, красивое?

— Очень.

— А что же в нем красивого?

— Акации, омут у мельницы, Девичья долина, холмы, виноградники, орехи на обочине дороги. Все красиво.

— Можно подумать, других и сел красивых нету!

— Таких, как наше, нет больше на свете.

— Всяк кулик свое болото хвалит.

Он, словно не слыша, продолжал размышлять вслух:

— У нас даже не замечаешь, как пролетит зима. В марте набухают почки, начинается сев. Нигде так не пахнет весной! Другой раз еще снег не сошел, метель метет, а выйдешь — весной повеяло. Такой запах! Первым расцветает кизил. Потом вылазят подснежники, крапива, весенний шафран. В два дня высыхают дороги, тропинки — хоть босиком бегай.

Она пыталась отвлечь его, но он не слышал.

— А как красиво осенью! Во дворах давят виноград, стоят бочки, кадушки. У детей у всех усы от виноградного сока и пальцы черные от ореховой скорлупы. У каждого погреба разговоры, веселье. Если забредет чужой человек в село, неделю не отпустят. Потом начинаются свадьбы…

— А что, здесь не устраивают свадеб?

— У нас по народному обычаю, с музыкой, с дружками. Есть специальные свадебные песни, присловья, устраиваются целые представления. А музыка такая, что ноги сами рвутся в пляс. Если бы видела, как ломают калач, как играют проданку, какой спектакль устраивают, когда выносят приданое… Калач невесты приносит счастье, каждый стремится получить хоть маленький кусочек его. Когда затеваешь какое-нибудь важное дело, скажем, закладываешь дом, обязательно должен держать в кармане этот кусочек — счастье принесет.

— А, глупости!

— Вот видишь, какая ты!.. Все тебе не так. Тут ведь дело не в суеверии, а в том, что начинаешь новое дело с добрыми мыслями, с верой в удачу. Разве плохо? У нас даже в еде есть свои обычаи. Вот появляется, допустим, спелая черешня. Думаешь, сразу так и набрасываются? Нет, нужно вот так — правую руку заложить за голову, достать до рта и сказать: «Новая ягода в старый рот».

— Ну, а у нас? Тоже свои обычаи есть, и похожие, и непохожие на ваши.

Незаметно, слово за слово, возникала ссора. Для Дуняши его Валурены были чужими, ничто там не привлекало ее, его наивные рассказы подчас даже раздражали. Из любящей, веселой и доброй женщины она превращалась в сварливую и подозрительную бабу. Однажды она высказалась со всей откровенностью:

— Надоел ты мне со своей деревней. Просто ненавижу ее.

Тогда он понял: она ревнует его к Валуренам, словно к женщине. Глупая — до его села отсюда восемь тысяч километров… Между тем Дуняша была совсем не глупая, она не ошибалась, чувствуя, какую огромную притягательную силу таят Валурены для сердца Илиеша. Ольгуца как соперница ее вовсе не волновала. В случае чего сама с ней расправится. Да и чего тут беспокоиться, Ольгуца потеряла свою власть над Илиешем, хотя он и приехал ради нее. То была неразумная любовь — отпылала и потухла. Если под пеплом и остался росток, то он обречен, долго не протянет, засохнет. Дуняшу пугали Валурены, их она боялась безотчетно. Расстояние — не помеха.

Однако с некоторых пор обиженный за свое село Илиеш перестал рассказывать о нем Дуняше. Он вынашивал в себе свою тоску, прятал ее от Дуняши. Но она было проницательна, старалась отвлечь его даже от мыслей о Валуренах.