Обрести себя

— Снова взяться за сапу? — насмешливо спросила она.

— Не вижу причины для смеха, — рассердился он, уловив в ее больших черных глазах лукавые искорки.

— Сапа отжила свое, будущее за книгами, отец. Даже ты, их открытый противник, держишь на подоконнике «Садоводство».

— Не такой уж я глупый, как вы все думаете, не о полезных книжках говорю, — слабо защищался он.

Арион не любил заводить споры и по возможности старался обходить их, предпочитая мериться силой в работе.

Немного радостей обещала ему и младшая дочь Анка. Избаловали сильно, растет кривлякой, задирает нос до неба, все не по ней, ничто не нравится, ни о чем не печалится. Над всем, что для него свято, она открыто насмехается и целыми днями вертится у зеркала. А когда девушка слишком любит зеркало, добра от нее не жди. Правда, и красивая, ударь ее счастье! Глаза, губы — просто загляденье. Был бы только ум, чтоб разбиралась, на кого глядеть. Беда, что сама знает о своей красоте и строит из себя черт знает что. Держится заносчиво, чуть что — надуется по любому пустяку. Думает, что все перед ней должны ходить на цыпочках. Парни убиваются из-за нее, а она играет ими, как орешками, водит за нос, фыркает: тот такой, другой сякой. И очень страшно Ариону — не натворила бы глупостей со своей красотой. Известно, кто долго выбирает, тот напоследок вынужден подбирать что попало. Кроме того, из красоты дома не построишь, а на работе Анка не очень-то горит. Родители знали об этом и потому делали все, чтобы она училась. После десятилетки года два она обивала пороги разных институтов, да попусту. Подвела математика. Правду говорят: чего боишься, от того не убережешься. С малых лет Анка не ладила с арифметикой, все не могла никак уловить ее смысла. Складывала, умножала, делила довольно успешно, а как доходило дело до вычитания, ее охватывало странное смятение и голова совсем «не варила». В конце концов вроде бы разобралась, поняла, но поняла механически. Смысл вычитания так и остался для нее темным лесом.

Конечно, Арион не прыгал от радости, когда она ни с чем вторично вернулась с экзаменов в институте. И денег много потратил, да и амбиция появилась: хотелось, чтобы и его род дал человека ученого. Но он даже не упрекнул Анку. И полслова не сказал обидного. Наоборот, утешал, как мог. Говорил, что наука — лошадь норовистая, с характером, не каждому дано ее оседлать, что, по древнему присловью, чем быть хвостом в городе, лучше уж — головой в деревне. Ученых сейчас не то что когда-то — расплодилось, как грибов после дождя. Особенно в последнее время. Уже больше народу в ученых ходит, чем с сапой в поле. Анка слушала его, осушая платочком черные глаза, как промокашкой чернила в тетрадке, когда ходила в школу. Чтобы заставить ее забыть о своем провале и о чертовой арифметике, Арион из интереса начал считать, сколько студентов только в их деревне. Выходило, что в Трех Ягнятах, где в старину вместо подписи ставили оттиск пальца, теперь около шестидесяти студентов. Любой недотепа стремится протолкнуть свое чадо в дверь науки. Сказать, что всех охватила необыкновенная тоска по книгам, нельзя. Просто многие полагают: кто выучился, живет полегче. Вот и рвутся в науку — и тот, у кого ум повострей, и лоботряс, совсем лишенный его. Все без разбору. А кто же хлеб выращивать будет? А? Так спрашивал, распалившись, Арион. Есть-то все горазды, да не что попало, а повкусней, получше. Чем ленивей человек, тем лучший кусок стремится он урвать, потому что труженик в работе подчас забывает о еде, а ленивому и делать больше нечего, как думать об этом.

Утешая, Арион вдруг почувствовал такую ярость к тем, кто сидит себе в тени да семечки грызет, что внезапно стал кричать на Анку без видимой причины:

— Вытри глаза и выбрось из головы дурь, раз не сумела ответить на экзаменах! Поменьше возле зеркала вертись, бестолочь!

Черт его дернул считать студентов своего села — растравил душу. Будто кто изнутри его подпалил. Как это так, шестьдесят учатся, а его дите нет?! Выходит, она глупее всех… Так разошелся, что чуть стол не перевернул. Как всегда, положение спасла Мадалина:

— А ну, помолчи, Арионе! Успокойся. Чем пройти через институт и выйти оттуда сухой, как гусь из озера, не лучше ли ей — в колхоз, в ряд с нами? Или ты думаешь, твоя дочка меньше научится от тебя, чем в каком-то институте? Захотела бы только, а то, ей-богу, есть чему поучиться.