Обрести себя

Смеялись односельчане, смеялся и он, но никому не открылся, что́ пережил при рождении Иляны. Кому это нужно? Только бабы ревут и причитают в таких случаях во весь голос.

Так в муках появилась на свет Иляна, его любимая дочь.

— Ничего, вырастет и порадует нас, — пророчила Мадалина.

И вот выросла. А он-то, дурень, не сообразил, почему Микандру, сын Рады и Мани Каланчи, так часто здоровается с ним последнее время. Иногда по нескольку раз в день кланяется. Значит, в зятья набивается, ясно. Хорошую судьбу готовит отцу Иленуца, нечего сказать. Поверить страшно. Неужели ж она во всем селе не могла найти достойного парня, если уже подошло время и не может иначе.

Мадалина сидит на краю кровати, сгорбившись, всхлипывает. Ариона мучает совесть, что разбудил ее так рано. Стараясь быть как можно мягче, он советует:

— Ложись, поспи еще, Мадалина. В конце концов, они уже взрослые. Как постелют, так и спать будут. Ложись.

А Мадалина в который уже раз упавшим голосом спрашивает неизвестно кого:

— Неужели столько ума у Иленуцы?

— Девушки, известно. Волос длинен, ум короток.

— Чем стать посмешищем для всего света, лучше камень на шею да в Прут.

Оба знают: не привяжет, не кинется в Прут, и оба молчат. Молчат и думают о том, как трудно теперь ладить с детьми. Если даже Ленуца, золотой ребенок, такой «сюрприз» преподнесла, то что тогда говорить об остальных?

— Пойду узнаю правду от нее самой, — решает Мадалина, резко поднимаясь.

Арион кладет ей руку на плечо:

— Оставь, успокойся. Я сам поговорю. Пусть сначала встанут и поедят. Забыла, какой трудный день нынче?

Если говорить откровенно, он просто хотел как можно дальше отодвинуть назревающий скандал. Не по душе ему ссоры и распри. И мысль о том, что столкновения с заблудшей дочерью не избежать, пугает его. Во-первых, он не из тех родителей, перед которыми дети тянутся в струнку, а во-вторых, Иляна вместе с хорошими чертами таит в себе сатанинское упрямство и самостоятельность, в личных вопросах ни с кем не считается, разговаривать с ней будет трудно.

— Иду будить, — проговорил он и неторопливо вышел из комнаты.

— Ох, дети, — простонала Мадалина, — тот не знает горя, кто их не имеет!..

Микандру, сын Рады и Мани Каланчи, — цыганский отпрыск, черный вороненок, черный, как закопченное дно чугуна. Что нашла в нем Иленуца? Нет, это выдумка. Все это до того нелепо, что Мадалина потихоньку успокаивается, и ее одолевают другие заботы. Сегодня начинается посадка табака. Скоро девушки встанут, и невзвидишь света. Надо растопить печку да сварить им что-нибудь. Рассада готова со вчерашнего дня, она не будет ждать. Работа есть работа — тяжело ли на сердце, легко — делай! А кроме всего, Арион в этом году, как назло, взялся вырастить для колхоза целый гектар табака. Она пыталась отговорить его, ведь не справится, но он ощетинился:

— Если я, у которого в доме четыре женщины, не возьмусь за табак, то кто же тогда возьмется?

Таков был Арион, жадный до работы. Целый гектар табака! Боже ты мой, когда его доведешь до дела? Ведь каждую былинку нужно выдернуть из парников, пересадить рассаду в почву, потом полоть, поливать, убирать, нанизывать на нитки, сушить. Каждый листок пройдет через их руки. Гектар! Кому нужно столько зеленой отравы? Врачи с ней воюют, а колхоз каждый год увеличивает план. Мадалина неглупая женщина, закончила в свое время несколько классов, но здесь ничего не понимает. Одни говорят одно, другие — другое. Кого слушать? А по ее мнению, если табак приносит только вред человеку, его нужно не сажать, а, наоборот, истреблять совсем, с корнями.

На такие ее нападки Арион обычно рассудительно отвечает:

— С твоими взглядами далеко не уедешь. Как это уничтожить то, что люди просят? А потом, еще существует такая вещь, как политика. Мы истребим табак, а другие этим воспользуются и будут на нем капитал наживать. Ты соображаешь?