Она понимала, что муж прав. В политике она действительно как слепой котенок, сама признается. Взять хотя бы радио. Когда песни передают — нравится, а как доходит до политики — выключает, терпеть не может. Арион же, наоборот, только про политику и слушает. Одному нравится, другому нет. Один любит сладкое, другой — горькое. Что делать? Если кто хочет коптить свою душу, пусть коптит на здоровье. В других местах, говорят, даже женщины курят. Господи, и наслышишься же, пока на земле живешь. Женщина с цигаркой в зубах, где это слыхано было? А теперь перемешалось все, не поймешь, где мужчина, где женщина. Все одинаковые — в брюках, подстрижены. Прежде только в городе можно было увидеть такое, а теперь и до деревни дошла мода. Как только кончают десять классов, стригутся и шьют себе брючки. Хорошо хоть ее девочки не обмальчишились. Постриглись, правда, но брюк не завели и не курят. Одеваются по-сельски. Конечно, не так уже, как прежде одевались, но все же красиво, все сидит на них хорошо. Значит, совестливые, с родителями считаются. Но вообще-то брюки не помешали бы, в особенности сегодня, на посадке табака. Она, пожалуй, и сама бы надела. Что же касается цигарки — руки поотрубала бы дочерям, если б увидела.
Целый гектар табака, с ума сойти! Когда же они закончат посадку? Изведутся, стоя целыми днями сгорбившись, уткнувшись носом в землю. Уйма машин в колхозе, а табак должны сажать с помощью какой-то палки, как сажали их бабушки лет сто назад. Позор. И не было бы так досадно, если б не имелось столько машин. Только ржавеют они без дела на огороде возле шалаша Андона. Как испробовали их на высадке помидорной рассады, так и бросили, только к шалашу подтянули. Говорят, ломают рассаду. Может быть. Так ведь и к машине голова нужна. Без специалистов она много не наработает. А они поставили в борозду, и айда. Так не пойдет. Ей и смазка нужна, и гайки подтянуть надо, а может, и ослабить их требуется. Человеку и то не всегда угодишь, а тут бессловесная машина. Но кто ее оживит, если инженер Митрофан целый день ходит с красным носом? Ему-то не холодно, не жарко — время идет, зарплата начисляется. А люди мучаются. Вместо того чтобы высадить за день машиной, должны неделю, а то и больше вручную сажать. Это чертово зелье требует труда и пота, а не прибауток. Хорошо, что за него хоть денежки хорошие платят. Намаешься, но с пользой. Да и платят не по копейке, а разом. А деньги, разрази их гром, хоть и не главное в жизни, да трудно без них, очень даже тяжело. И сколько бы ни старался, все равно их не хватает. Особенно со времени последней реформы — тают как воск. В хозяйстве Ариона Карамана финансами ведает жена, поэтому деньги занимают ее больше, чем других. Многие давно уже забыли об изменении денежных масштабов, а Мадалина все никак не может привыкнуть. Новые деньги кажутся ей какими-то легковесными, менее значительными. Расходы она подсчитывает в старых деньгах, а заработки — в новых. И это ее как-то утешает. Эта маленькая хитрость помогает ей быть прижимистей, удерживать от мотовства мужа и дочерей. Правда, сбережений все равно что-то не заводится.
Вернувшись в мыслях к дочерям, Мадалина вздохнула с такой глубокой тоской, что, кажется, вздох вырвался из самого сердца.
И пошла ставить чугунок на очаг.
В горнице на полу, на матрасе, набитом свежим сеном, раскинув руки, спит Иляна. Одеяло сползло, оголились черные от солнца ноги с сильными икрами. Девственная грудь слегка поднимается и опускается. Иляна спит спокойно, лицо безмятежное, полные губы приоткрыты. К ее правому боку притулилась старшая сестра Викторица — худющая, неказистая, низкорослая, чуть видная из-за Иляны. Анка спит отдельно на диване. Руки заложены за голову, словно она позирует. Сразу видно — другой породы, чем сестры: тоньше, красивей. Жалко, не поступила в институт. Все же работа в поле ей не по плечу. Арион помедлил на пороге, любуясь своими детьми. Хорошие девушки, грех жаловаться. И Викторица не такая уж непригожая. Хорошо — здорова.